Странствуя, ночуя у чужих,я гляжу на спутников моих, я ловлю их говор тусклый.Роковых я требую примет:кто увидит родину, кто нет, кто уснет в земле нерусской.Если б знать. Ведь странникам данытолько сны о родине, а сны ничего не переменят.Что таить — случается и мневидеть сны счастливые: во сне я со станции в именьееду, не могу сидеть, стоюв тарантасе тряском, узнаю все толчки весенних рытвин,еду, с непокрытой головой,белый, что платок твой, и с душой, слишком полной для молитвы.Господи, я требую примет:кто увидит родину, кто нет, кто уснет в земле нерусской.Если б знать. За годом валит год,даже тем, кто верует и ждет, даже мне бывает грустно.Только сон утешит иногда.Не на области и города, не на волости и села,вся Россия делится на сны,что несметным странникам даны на чужбине, ночью долгой.1926
Комната
Вот комната. Еще полуживая,но оживет до завтрашнего дня.Зеркальный шкап глядит, не узнавая,как ясное безумье, на меня.В который раз выкладываю вещи,знакомлюсь вновь с причудами ключей;и медленно вся комната трепещет,и медленно становится моей.Совершено. Все призвано к участьюв моем существованье, каждый звук:скрип ящика, своею доброй пастьюпласты белья берущего из рук.И рамы, запирающейся плохо,стук по ночам — отмщенье за сквозняк,возня мышей, их карликовый грохот,и чей-то приближающийся шаг:он никогда не подойдет вплотную;как на воде за кругом круг, идети пропадает, и опять я чую,как он вздохнул и двинулся вперед.Включаю свет. Все тихо. На перинусвет падает малиновым холмом.Все хорошо. И скоро я покинувот эту комнату и этот дом.Я много знал таких покорных комнат,но пригляжусь, и грустно станет мне:никто здесь не полюбит, не запомнитстарательных узоров на стене.Сухую акварельную картинуи лампу в старом платьице сквозномзабуду сам, когда и я покинувот эту комнату и этот дом.В другой пойду: опять однообразностьобоев, то же кресло у окна…