самых ранних проявлений резко отрицательного отношения Набокова к советской беллетристике. Б. А. Пильняк (Вогау) (1894–1938) был известен к тому времени как автор романа «Голый год» (1922), вышедшего одновременно в Москве и Берлине (в издательстве Гржебина) и получившего известность как авангардистское изображение быта революционной эпохи, повести «Иван-да-Марья» (Берлин, 1922) и рассказов, отличающихся экспрессивной манерой. На излишнюю манерность, нарочитую небрежность, стилизованность языка Пильняка неоднократно указывал М. Горький, оценивший его следующим образом: «Пильняк характерен для современной литературы русской только как явление болезненное, как неудачный подражатель Ремизова и Белого» (М. Горький и И. Ф. Каллиников. Переписка / Публ. Л. А. Спиридоновой // С двух берегов. Русская литература XX века в России и за рубежом. М.: ИМЛИ РАН, 2002. С. 710; 731). В 1922 г. Пильняк побывал в Берлине, выступал с чтением своих рассказов, агитировал за возвращение в Россию. Ко времени начала работы Набокова над «Трагедией» в Берлине вышли также «Повести о многих днях» (1923) плодовитого беллетриста В. Г. Лидина (Гомберга) (1894–1979), который, как и Пильняк, приезжал в Берлин в 1922 г. Позднее, в 1926 г., Набоков выступил на собрании Берлинского литературного кружка с докладом «Несколько слов об убожестве советской беллетристики и попытка установить причины оного». В этом докладе, разбирая сочинения Пильняка «Мать сыра-земля», «Английские рассказы» и повесть «Заволочье», Набоков замечает: «Но как не придти в уныние, как даже у писателя, как, например, Пильняк, у которого так хочется найти что-нибудь хорошее, — оттого, что у него есть по крайней мере известный размах — как не придти в уныние, когда у него читаешь такой нелепый, ненужный, лживый рассказище, как, например, его 'Мать сыра-земля'» (В.Набоков. Несколько слов об убожестве советской беллетристики и попытка установить причины оного / Публ. А. Долинина // Диаспора: Новые материалы. Вып. 2. СПб.: Феникс, 2001. С. 15–16). Знакомство Набокова с книгами Лидина подтверждается этим же докладом: «Я, например, даже не упомянул о Лидине и об Яковлеве, хотя читал их» (Там же. С. 21). Готовясь к докладу, Набоков читал также Л. Леонова и Л. Сейфуллину; в письме Вере Набоковой он пишет: «До обеда читал 'Барсуков' Леонова. Немного лучше, чем вся остальная труха — но все-таки не настоящая литература» (BCNA. Letters to Vera Nabokov. 6 июня 1926 г.). В заключение доклада Набоков приводит пять причин «временного упадка российской литературы»: вера в исторические катаклизмы, классовое мировосприятие, узость поля зрения, некультурность, цензура (В. Набоков. Несколько слов об убожестве советской беллетристики… С. 20). В памфлете «Торжество добродетели», написанном в 1930 г., Набоков назвал советскую литературу «в лучшем случае второсортной», сравнив ее с «елейной» тюремной библиотекой — «для просвещения и умиротворения заключенных» (Н2. С. 685). В письме 3. Шаховской от 15 октября 1934 г. Набоков признался: «Мне противна вся советская беллетристика (Леонов и лубочный А. Толстой включительно), с ее правительственным фаршем…» (LCNA. Box 22, fol. 1).
32
33
34
35
36
37
38
Сохранившиеся заметки, в которых Набоков описывает психологическую динамику характеров, относятся к четырехактному варианту «Трагедии», но составлены позднее «Изложения», либо непосредственно перед окончательным (так как были и предыдущие пробы) стихотворным воплощением замысла, либо даже в ходе его. План раннего замысла «Трагедии», напротив, написан прежде «Изложения» и, возможно, является первичным наброском к «Трагедии». Если в «Изложении» Набоков еще колеблется в выборе и написании имен некоторых персонажей, то в заметках все они, за исключением Дандилио, определены окончательно; в плане раннего варианта «Трагедии» персонажи, за исключением Морна, еще безымянны, и их всего шесть. Таким образом, последовательность сопутствующих «Трагедии» материалов следующая: 1) план раннего замысла «Трагедии»; 2) «Изложение»; 3) Линии персонажей и их развитие.
Материалы публикуются впервые.
39