– Меня зовут Джайден, – представился он и кивнул вышедшей из кареты Ивонне: – Я благодарю вас за то, что не оставили мою дочь. Будьте гостями в моем замке.
– Спасибо, господин, – сухо кивнул Хартвиг, – но нам еще предстоит дальний путь, а мы и так задержались, провожая твою дочь.
– Что за глупости, Харт? – возразила Ивонна. – День уже на исходе. Не лучше ли переночевать в замке, воспользовавшись гостеприимством Джайдена? А с утра отправимся в дорогу.
Хартвиг спустился с коня, отвел хозяйку к карете.
– Не нравится мне здесь, Ивонна, – честно признался он. – Давай уедем поскорее. Поверь, у меня нюх на опасность.
Но Ивонна его увещеваниям не вняла, а проследовала вслед за Джайденом и Кармиллой в замок. Ее спутникам не оставалось ничего другого, как идти следом.
Как только пришлось спуститься с коня, заклятие напомнило о себе. Сидя в седле, Вернер и позабыл о неуклюжих волчьих лапах. Теперь же пришлось прилагать массу усилий, чтобы его изменившаяся походка не бросилась в глаза другим. Уже из-за этой вынужденной остановки, из-за необходимости слезать с коня Вернер невзлюбил замок.
Разделял юноша и тревогу Хартвига. Ему не нравилась красивая Кармилла, в которой чувствовалась какая-то фальшь. Ее красота была бесспорной, даже несмотря на тот жалкий вид, в котором она перед ними предстала после постигших ее злоключений. Но от этой красоты сквозило холодом, в отличие от красоты Ивонны, которая согревала, словно внутри девушки горел благодатный огонек.
Помимо хозяйки, ему не нравился и сам замок. Вернер чувствовал себя неуютно, впервые за долгие годы попав в жилище богачей. Высокие крепостные стены давили на него, напоминая ему о потерянной роскоши, о том, что он теперь сын прачки. А вот Ивонна, напротив, оживилась, попав в привычную ей среду, и Вернеру почему-то сделалось невыносимо горько оттого, что они с ней принадлежат разным мирам. Хотя, казалось бы, ему-то что? Не нравились ему и воины Джайдена, мелькнувшие где-то вдалеке и даже не подошедшие ближе, чтобы перекинуться словом с воинами Хартвига. Да и вообще во дворе замка стояла какая-то гнетущая тишина, нарушаемая только их собственными голосами. Как будто Джайден под страхом смерти запретил прислуге шуметь и разговаривать.
А вот сам Джайден заворожил его: Вернера привели в восхищение его изысканные манеры, уверенность, скользящая в каждом жесте, властный взгляд, четкий, проговаривающий каждый звук голос. Джайдена легко можно было бы представить в императорском кресле, отдающим приказы, или на дворцовой площади, возвышающимся над толпой и целиком владеющим ее вниманием.
Пока Джайден вел Ивонну впереди, о чем-то с ней беседуя, Вернер не отрывал от него взгляда, стараясь запомнить каждый его жест, каждый поворот головы. Когда он станет великим волшебником, эти манеры ему весьма пригодятся!
– Сыро, – глухо пробубнил рядом Хартвиг.
– Что?
– Сыро и пахнет гнилью, – повторил воин. – Не нравится мне здесь.
Стоило оторваться от созерцания Джайдена, как Вернер взглянул по сторонам и понял состояние Хартвига. И впрямь, холодный ветер гулял по галереям замка, по которым вел их Джайден. Каменные стены местами покрывала плесень, по углам трепыхалась паутина, из всех щелей сквозило сыростью. Над всем витал едва уловимый запах гниения.
Джайден и Ивонна свернули за угол, и Хартвиг, обогнав Вернера, заторопился за ними, чтобы не упускать девушку из виду. Вернер тоже прибавил шаг и вслед за Хартвигом ввалился в большой каменный зал, очевидно предназначенный для приемов.
– Прошу, присаживайтесь! – Джайден приветливо махнул рукой, приглашая гостей к длинному деревянному столу, на котором стояло несколько ваз с фруктами, блюда с хлебом, кувшин с вином.
Вернер с любопытством огляделся. Зал был так велик, что свет, проникавший в окна, озарял только стол. Продолжение зала тонуло в сумраке, и от Вернера не укрылось, что Хартвиг положил ладонь на рукоять меча, с беспокойством вглядываясь в темноту.
Гулко загрохотали шаги – это остальные воины вошли в зал.
Джайден повторил свое приглашение, отодвинул тяжелый стул, помогая Ивонне присесть. Воины, проголодавшиеся за время с последнего привала, с оживлением шагнули к столу; заскрипели дубовые стулья, прогибаясь под их весом. Хартвиг занял место рядом с Ивонной, Вернер сел по соседству. Джайден встал во главе стола, не спеша присаживаться. Бенедикта, оказавшаяся напротив Вернера, потянулась за яблоком. Тонкие девичьи пальцы обхватили золотистый плод, но почти мгновенно разжались. Крик Бенедикты разорвал тишину зала. Яблоко покатилось по столу к Вернеру, и тот машинально поймал его. Пальцы увязли в вязкой гнили, в стороны брызнули черви.
Словно пелену сорвали с глаз, и стало видно заплесневевшую корку старого хлеба, почерневшие бока фруктов, треснувшую в черепки посуду, изъеденное жучком дерево столешницы. Пахнуло гнилью и тленом, но еще больше – тошнотворным запахом мертвой плоти. Воины не успели даже вскочить на ноги, как из сумрака по краям от стола выступили десятки живых мертвецов в ржавых доспехах.
Резко толкнули стулья к столу, не давая никому подняться. От сильного удара грудью о столешницу у Вернера померкло перед глазами. В страхе за Ивонну он повернулся к девушке – та сделалась белее молока. Хартвиг и другие воины забились на месте, пытаясь освободиться, но Джайден приставил серебристый стилет к шее Ивонны и мягко сказал:
– Не советую.
– Не смей ее трогать, нежить! – с гневом вскричал Хартвиг.
– Пока не стану, – согласился Джайден, убирая стилет.
– Вы – прислужники Мортис, – с ненавистью выдохнул Хартвиг. – Что вам нужно?
Вернер неотрывно смотрел на воинов Мортис, застывших напротив него и удерживающих на месте Бенедикту. Когда-то они были имперцами, защищали родную землю и свои семьи, а потом пали в сражении. Но Мортис подняла их. Их гниющие тела еще не утратили боевых навыков, но разум уже был разрушен. Они не помнили себя и тех, за кого сложили головы, превратившись в послушное орудие Безмясой.
Черты их лиц стерлись, превратившись в гниющую плоть и лишив воинов Мортис отличий, и теперь они были похожи друг на друга, как куклы, вылепленные из глины. Вот только вместо глины – кости и мертвая плоть, от запаха которой к горлу подступает тошнота. Судя по виду, воины уже давно мертвы, у мечников Хартвига есть шанс отбиться. Но сколько еще мертвецов бродит в темных недрах замка?
Не ответив на вопрос Хартвига, вампир подал кому-то знак, и из тьмы за спиной мертвецов выступил человек в черном плаще со смертельно уставшим лицом и безжизненным взглядом.
Взмыл магический посох с рукоятью в виде человеческого черепа, полыхнул в его глазницах зеленый огонь, и Вернер едва успел поставить защиту против заклинания некроманта. Магия Мортис его не коснулась, но его спутники словно окаменели, а их лица исказились от страха, словно перед ними разверзлась сама бездна ада. «Заклинание ужаса!» – понял Вернер. Было от чего прийти в отчаяние. Некромант оказался сильнее, чем он себе представлял. Никаких шансов, что ученик мага сможет его одолеть.
Кармилла поднялась со своего места, нетерпеливо шагнула к Джайдену.
– Повелитель, я исполнила твою волю. Ты доволен мною?
– Повелитель? – пробормотал Вернер.
– Он не отец ей, – тихо проскрежетал Хартвиг, из последних сил борясь с мороком. – Она человек, а он вампир.
– Вампир?
Вернер во все глаза уставился на хозяина замка. Вампир здесь, в Империи? Вдали от Алкмаара? И как такое вообще возможно, что замок нежити притаился под носом у инквизиторов? Хотя это объясняет засушливую почву, отсутствие растительности. Вернер вспомнил, что земля нежити бесплодна и несет гибель всему живому.
Кармилла угодливо заглядывала в лицо Джайдену, и Вернера передернуло от отвращения. Он слышал о людях, которые по доброй воле согласились служить Мортис, но он даже представить себе не мог, что могло толкнуть их на подобную мерзость. Вот почему Кармилла с самого начала показалась ему неприятной. Несмотря на внешнюю привлекательность, ее душа уже была мертвой, гнилой, так как принадлежала
