он. – Штошшштытворишшшь!!!
Посадка была жесткой. Ступа вывалила нас на пригорке, у подножия которого расстилалось село, и штопором ввинтилась в облака.
– Хорошо хоть до места доставила, – проворчал кот, глядя вниз.
С пригорка село Чаруево, прямоугольное по форме, напоминало щедро накрытый стол, со всех сторон окруженный зеленой скатертью полей. В самом центре, словно высокий пышный каравай, возвышалось красивое деревянное строение. Его обступали крыши домов, выкрашенные в желтый цвет и похожие на треугольники сыра. Жмущиеся к ним сараи с высоты – что горбушки хлеба. Разбитые вокруг домов огороды – будто пучки петрушки и укропа, разложенные заботливой хозяйкой. По трем сторонам от села – засеянные поля, на которых трудились маленькие фигуре в светлых рубахах. С четвертой стороны – луг, словно нарисованный кистью импрессионистов – столько в зеленом море травы разноцветных мазков: синих, сиреневых, желтых, розовых, белых. Ветерок ворошил цветочный ковер, и тот казался размытым, нечетким. Цветы обтекали бело-черные и бежевые овалы, рассыпанные по полю, словно горсть бусин. Это коровы паслись на лугу под чутким руководством пастуха – маленькой белой точки, застывшей на краю луга. И с ароматом луговых трав ветер доносил нежные звуки свирели. Благодать! Я еще не успела спуститься в село, а уже была очарована его безмятежной идиллией.
Судя по всему, Чаруево не бедствует. Да и в разгар дня на полях полно народу – а с такими трудолюбивыми жителями голод селу не грозит. Да и злыдни здесь не приживутся. Я поежилась, вспомнив коварную нечисть, доведшую до полной разрухи когда-то преуспевающую вессалийскую деревню. Стоило одному из крестьян опустить руки и облениться, как за печкой тут же поселился вредный бесенок, а вскоре и всю деревню охватила эпидемия безделья. Надеюсь, после того как мы с Ивом изловили всех злыдней до единого да сплавили их окрестным русалкам под видом домашних зверьков, деревня восстановилась от разрухи и снова стала образцовой.
Мы спустились с пригорка к полю, вызвав любопытство местных. Селяне отрывались от работы, и я приветственно махала им рукой. Поравнявшись с девушкой в белом платке, которая рыхлила землю у дороги, я спросила, как найти Забаву, в душе волнуясь, как она воспримет это имя? А ну как замахнется мотыгой и разразится руганью в адрес злой ведьмы, которая увела у нее жениха или уморила корову? Но та солнечно улыбнулась и сказала, что дом Забавы я найду сразу – он один в селе о двух этажах.
– Разжирела девка, – хмыкнул у моих ног кот. – Раньше-то в маленькой избушке с родителями жила.
Мы ступили за ограду, и я разочарованно вздохнула. На первый взгляд в Чаруево не было ничего волшебного или необычного. Никаких самодвижущихся телег, выпрыгивающих из колодцев ведер, шагающих из лесу дров, которые я себе нафантазировала, видно не было. Самое обычное село. Добротные дома, цветущие огороды, пыльная улица со следами коровьих копыт, утки и курицы, щиплющие травку у заборов. При виде незнакомого кота птицы насторожились, но Варфоломей прошагал мимо, не удостоив их своим драгоценным вниманием, и пернатые снова принялись обрывать травку.
Забава жила в настоящем тереме. Это его с высоты пригорка я приняла за румяный пышный каравай. Резное деревянное великолепие возвышалось над крышами домишек и было видно из любой точки села, так как располагалось прямиком по центру.
– Надо же, – подтвердил мою догадку кот, – терем-то отстроила на месте избушки Агафьи!
Приплясывая от любопытства, Варфоломей подтолкнул меня к высоким воротам, и я стукнула по двери железной колотушкой в виде груши. Ждали мы долго, стучали раз пять. Наконец в смотровом окошечке показалась недовольная физиономия рябого мужика.
– Закрыты мы, приходите вечером! – грозно рявкнул он, оглядев меня цепким взглядом профессионального секьюрити. Ощущения такие, как будто я только что не прошла фейс-контроль в самый модный клуб Москвы. И вообще, что значит «закрыты»?!
– Мне Забава нужна, – не стушевалась я.
– Забава всем нужна, – ухмыльнулся секьюрити. – Приходи вечером, будет тебе Забава.
– Я до вечера ждать не могу, мне срочно надо, – разозлилась я.
– Смотрины? – понимающе хмыкнул мужик и как-то оттаял. – Что ж заранее не договорилась-то?
Я непонимающе переглянулась с Варфоломеем. Что еще за смотрины? Кастинг невест для Ивана- царевича, что ли, здесь проводят?
– Да, без Забавы тебе не обойтись, девонька, – приговаривал тем временем сторож, открывая засов. – Забава тебе вмиг поможет лебедушкой стать, а то что за дела – кожа да кости! – Пропустив меня во двор, мужик извернулся и заглянул за спину: – И коса уж больно тонка! – тоном профессионального сводника заключил он. – Такой красой жениха не очаруешь.
– А какой же очаруешь? – не сдержалась я.
Мужик мечтательно закатил глаза и описал руками нечто похожее на огромный шар.
– Ну ты погоди тут, я хозяйку позову!
И он умчался внутрь теремка, оставив нас с котом во дворе, в котором кипела работа. Порхали ведра, переворачивались корыта, взмывало из тазиков белье, звенел топорик, нарубая дрова. Мы проводили взглядом спину мужика и только сейчас смогли внимательней разглядеть дворик. Разглядели. Варфоломей от переполнявших его чувств плюхнулся на задницу, подмяв под себя пышный хвост, и в онемении переводил взгляд с поленницы на корыта. Было отчего онеметь! Во дворе ни одного человека, но при этом все двигалось, шумело, булькало, кипело.
Умница Забава организовала на своем дворе подобие прачечной. В котле грелась вода. Большую пузатую бочку ведра самостоятельно наполняли колодезной водой. Между ними стояли три корыта с бельем. Ведра выливали в них горячую и холодную воду, смешивая до нужной температуры. Грязное белье, сложенное в больших корзинах поблизости, поочередно взмывало вверх, чтобы пройти все три стадии стирки: замачивание в одном корыте, интенсивную мойку в мыльной воде второго корыта и полоскание в чистой воде третьего корыта. Затем белье взмывало вверх, скручивалось, словно его выжимали невидимые руки богатыря, и плавно скользило по воздуху, перемещаясь за угол терема. Наверное, там располагалась сушилка.
Пока я в восхищении следила за процессом, шустрый Варфоломей умудрился обежать весь двор и теперь тянул меня к деревянному домику у забора, в котором что-то методично гудело.
– Яна, только посмотри-и-и!
Внутри, в два ряда, от одного края до другого, стояли прялки и ткацкие машинки. У первых стремительно уменьшались белые ватные шапки кудели, на глазах превращаясь в нити. На машинках лихо сновало долото, собирая пряди в рубахи и полотенца.
– Ничего себе! – вырвалось у меня.
– Глазам не могу поверить! – промяукал кот. – Девицам приданое прясть начинают с самого рождения, чтобы к свадебке достойное содержимое собрать. А в этом чудо-сарае за день богатое приданое соткать можно!
– Вот ты где! – раздался за спиной звонкий женский голос.
Я оглянулась, чтобы разглядеть Забаву, и невольно зажмурилась. В сарае царил полумрак, а дверной проем, где застыла чародейка, казался окном солнечного света. Забава сделала шаг вперед, и ее пышный силуэт заслонил нестерпимое сияние. Но разглядеть ее все равно было трудно из-за сумрака.
– Гаврила, как всегда, напутал? – спросила она. – Сказал, что тебе к смотринам нужно подготовиться, а ты за приданым явилась? Дай-ка я на тебя погляжу!
Забава обошла меня вокруг и одобрительно заключила:
– Вижу, девица ты работящая. Мы с тобой договоримся!
В кои-то веки моя худоба рекомендацией послужила.
– И во сколько приданое обойдется? – с любопытством спросила я.
– Как обычно. Год работы с твоей куделью, три – если кудель моя.
Вот оно что! Забава таким образом прислугу нанимает. Приходишь к ней со своим материалом, нанимаешься в услужение на год и по окончании получаешь сотканное приданое, на пошив которого ушли бы годы. А если ты так бедна, что и кудель купить не на что, то придется вкалывать на хозяйку все три года. Вот только интересно, зачем ей служанки, если вопросы стирки и прядения с шитьем она уже решила магией. Наверняка у нее и полы сами моются, и еда сама готовится.
