— София…
— Извините, что не предупредила заранее о своем визите, но…
— Пожалуйста, проходите.
Он проводил ее в кабинет и сел там за свой письменный стол — то ли для того, чтобы подчеркнуть дистанцию, то ли защищаясь от этой хромающей женщины, взгляд зеленых глаз которой стал гораздо более суровым, а лицо было испещрено шрамами. Она по-прежнему оставалась красивой, но теперь это была уже трагическая красота.
— Думаю, вы в курсе того, что я передала правительству материалы дела, связанного с Плащаницей. Из этих материалов ясно, что существует некая секретная организация, в которую входят могущественные люди. Они считают, что стоят выше остальных людей, выше правительств, выше общества. Я обратилась к правительству с просьбой провести расследование деятельности этой организации. Но вы, конечно же, понимаете, что никто не будет проводить относительно вас никакого расследования и что вы по-прежнему сможете, как кукольники, дергать за ниточки, сами находясь в тени.
Д'Алаква ничего не ответил, а лишь едва заметно кивнул головой, словно в знак согласия.
— Я знаю, что вы — магистр ордена тамплиеров, давший обет целомудрия. А еще — обет бедности, не так ли? Нет, не так, вряд ли здесь можно говорить о бедности. Что касается заповедей, то я уже знаю, что вы соблюдаете те заповеди, которые вас устраивают. Те же заповеди, которые вас не устраивают… Меня всегда поражало то, что некоторые церковники — а вы являетесь в определенном смысле церковником — полагают, что они могут лгать, грабить, убивать, но считают все это лишь мелкими грешками по сравнению с таким тяжким грехом, как прелюбодеяние. То, что я говорю, наверное, сильно оскорбляет ваши чувства, да?
— Я искренне сожалею о том, что с вами произошло, и о том, что произошло с вашей подругой Минервой, вашим шефом сеньором Валони, с вашим… с Пьетро…
— А еще вы сожалеете о смерти заживо погребенной Анны Хименес… Сожалеете ведь? Я очень хочу, чтобы эти смерти вызвали у вас муки совести и не давали вам покоя ни днем, ни ночью! Впрочем, я знаю, что такого не может быть ни с вами, ни с другими членами вашей организации. Со мной только что разговаривали высокопоставленные чиновники. Они хотели меня купить, предложив мне должность директора Департамента произведений искусства. Как же они плохо разбираются в людях!
— Скажите, чего вы от меня хотите? Что мне нужно сделать?
— А что вы можете сделать? Ничего. Ничего вы не можете сделать, потому что вы не можете возвратить жизнь тем, кто погиб. Впрочем, вы, по крайней мере, можете сообщить мне, по-прежнему ли я нахожусь в списке приговоренных к смерти и погибну ли я в автомобильной катастрофе или же в моем доме обрушится лифт? Мне хотелось бы это знать для того, чтобы рядом со мной в этот момент никого не было, чтобы этот человек не погиб, как погибла Минерва.
— С вами ничего не случится. Даю вам свое слово.
— А что будете делать лично вы? Будете по-прежнему притворяться, что происшедшее было всего лишь несчастным случаем, который невозможно было предотвратить?
— Если хотите знать, я ухожу от дел. Я уже передаю свои полномочия на имеющихся у меня предприятиях в надежные руки и пытаюсь организовать все так, чтобы эти предприятия продолжали функционировать и без меня.
София почувствовала, что ее охватывает внутренняя дрожь: она в равной степени и любила, и ненавидела этого человека.
— То есть вы покидаете орден тамплиеров? Это невозможно, вы ведь магистр, один из семи человек, которые управляют орденом. Вы слишком много знаете, и таким людям, как вы, никто не позволит скрыться.
— А я и не собираюсь скрываться. Нет необходимости это делать — никто и ничто не может стать причиной этого. Я просто ответил на ваш вопрос. Я всего лишь решил отойти от дел и посвятить себя научным исследованиям, чтобы трудиться на благо общества, но уже в другой ипостаси.
— А как же обет безбрачия?
Д'Алаква замолчал. София заметила, что задела его за живое и что ему сейчас больше нечего ей сказать. Она сомневалась в том, что он способен сделать еще какие-то шаги, кроме тех, которые уже сделал. Очевидно, он морально не был готов порвать с тем, что лежало в основе всей его предыдущей жизни.
— София, я тоже изранен. Вы не видите этих ран, но они есть, и они болят. Клянусь вам, я действительно очень сожалею о случившемся, о ваших страданиях, о потере вами друзей, обо всех тех несчастьях, которые произошли вокруг вас. Если бы в моих силах было предотвратить все это, я бы это сделал, но я не властвую над обстоятельствами, да и люди зачастую поступают так, как им в голову взбредет. В этой драме, называемой жизнью, все люди сами принимают решение, как им поступить. Абсолютно все, в том числе и Анна.
— Нет, это неправда. Она не принимала решения умереть, она не хотела умирать, так же как не хотели умирать ни Минерва, ни Пьетро, ни карабинеры, ни члены Общины, ни ваши люди — друзья- приятели отца Ива, ни те люди, о которых вообще ничего не известно, — кто-то из них погиб в перестрелке, а кто-то спасся. Кто были эти ваши бойцы? Секретное войско ордена тамплиеров? Впрочем, я знаю, что вы мне на этот вопрос не ответите, потому что не можете ответить, вернее, не хотите. Пока вы живы, вы будете оставаться тамплиером, пусть даже вы и говорите, что уходите от дел.
— А вы? Что будете делать вы?
— Вам интересно это знать?
— Да. Для вас ведь не секрет, что вы интересуете меня, что я хочу знать, чем вы занимаетесь, куда ходите, где я могу вас увидеть.
— Я знаю, что вы навещали меня в больнице и провели несколько ночей у моей кровати.
— Ответьте на мой вопрос. Что вы будете делать?
— Лиза, сестра Мэри Стюарт, помогла мне устроиться в университет. Я буду проводить там занятия начиная с сентября.
— Я рад.
— Чему?
— Тому, что знаю: теперь у вас все будет хорошо.
Они долго смотрели друг на друга, не произнося ни слова. Да им уже и нечего было друг другу сказать. Наконец София поднялась, и Д'Алаква проводил ее до выхода. Прощаясь, они подали друг другу руки. Д'Алаква задержал ее руку в своей дольше, чем при обычном рукопожатии. София спустилась по лестнице, не оглядываясь, но чувствовала на себе взгляд Д'Алаквы. Она осознавала: никто не обладает властью над прошлым, прошлое изменить нельзя. А настоящее является всего лишь отражением того, что было раньше, и будущее у человека может быть только в том случае, если он не сделает ни единого шага назад.
Примечания
1
Из Апокрифических Евангелий
2
Dolce far niente (
