Все гости к праху приложили лбы. «Саад, — сказал старик, — ты свет судьбы, Ты — соименник счастья. Узнаю, Благовеститель, красоту твою! Сейчас ты мне расскажешь обо всем. А хочешь — волосок за волоском — Я сам твою же повесть изложу? Сам о тебе всю правду расскажу?» Упав пред старцем ниц, сказал Саад: «Когда Лукман вещает, все молчат». Сверкнул улыбкой старца чудный взор. Главу склоняя, тихий разговор Повел сердца пленяющий мудрец О том, где гость родился; кто отец И мать его; где вырос он; о том, Как для гостей открыл Саад свой дом; О том, как он ловил из уст гостей Диковинки чудесных повестей; Как путникам он деньги раздавал; Как, путникам внимая, познавал Науки совершенство; как постиг Творения таинственный язык; Как, выслушав слова пришельцев двух, Он стал мечтать, и беспокойный дух От близких и родных его увлек В дорогу дальних странствий; как он лег На ложе в монастырской тишине; Как дивных птиц увидел он во сне; Как, порицаньем вещим потрясен, Не в силах был истолковать свой сон… Саад внимал, надеясь и скорбя, А старец продолжал: «Я ждал тебя. Я сновиденью объясненье дам, Я сновиденью воплощенье дам, — Пойми: я цель преследую свою! Тебе я жизнь поведаю свою. Я некогда верховным был жрецом, Меня считала паства мудрецом. Во сне и наяву хотелось мне Услышать прорицанья в дивном сне, Мечтал избрать своим ночлегом храм, Но мудрость преграждала путь мечтам. И, наконец, мечтанья взяли верх. Я голос робкой мудрости отверг. Не сам, а силой странною влеком, Вошел я в храм в молчании ночном. «Вот здесь, — решил я, — будет мой ночлег!» Сон сразу на меня свершил набег. Открылось в этом сне моим глазам: Сто тысяч обликов явилось в храм.
