Ведь он девятерых мужей сразил И силу мышц железных истощил. Ловец людей, поняв, — слабеет враг, — Схватил бербера крепко за кушак. Добычу взяв, не отдал никому — И не вернулся к войску своему. Увел коня и пленника увлек. И помешать никто ему не мог, Ушел и скрылся медленно вдали, Среди увалов пасмурной земли, Там, где садилось солнце-властелин За грани гор, в чертог морских пучин. Увидев, что бербер его пропал, Душою Искандар в унынье впал; Сказал: «О, как горька его судьба! О, как тяжел, увы, удел раба!» Но он был рад, что богатырь такой Неслыханный потерян был Дарой. А шах Дара? — порадовался он, Что бербериец лютый укрощен. Но все же втайне он был огорчен, Что боевой ушел из войска слон. …Ночь наступила. Поднялась луна, Как Искандар, величия полна. И разделила ночи глубина Войска. И наступила тишина. В своем шатре Дара не ведал сна, — Ему потребны чаша и струна. Увы! — он кровь глотал взамен вина! «Что завтра явит мир, что даст война?» Румиец ночь в молитве проводил, Он помощи просил у бога, сил. Смиренно он чело к земле склонил, В слезах о справедливости молил. Когда ж уста мольбы он затворил, Рассветный луч вершины озарил. Тревожно вновь заволновался стан, Взревели трубы, грянул барабан. И в поле потекли войска тогда, Как сонм воскресших в Страшный день суда. И тучи пыли омрачили высь, — Мечи и копья яростно сплелись. Зерцала рассекая синих лат, Богатырям сердца пронзал булат. Сраженьем управляя издали, Шах Искандар глядел на лик земли. И в пору ту гонец пред ним предстал, — В пыли, в поту — он тяжело дышал. Склонясь во прах, он уст не отворил И свиток запечатанный вручил.
