заклубил густую пыль на дороге.
— Видишь, как вовремя кончили, — говорит Надежда Петровна, предупреждая вопрос мужа — А к Бутовской пустоши даже не приступали. Уж очень сено богатое, сроду такого не было.
— Эх вы! А Маркушев все подчистую добил!
— Не знаю, как он исхитрился! — разводит руками Надежда Петровна.
Лицо ее темно от пыли, на щеках влажные черные полосы.
Все нарастающий ветер, уже не размениваясь на мелочи, ломает сучья деревьев, мчит серые низкие тучи.
От старой плакучей березы, что росла на бугре, отделился огромный сук, пал на землю и неуклюже потащился по полю.
Отсюда, с бугра, Трубников видит клеверище. Над золотым ковром вновь отросшего низенького клевера носятся, будто ведьмины клочья волос, пучки сухого сена, вычесанного ветром из стерни. А в дальнем конце поля с перевальцем катится огромный шар, от которого тоже отделяются темные клочья и взмывают вверх. Трубников угадал, что это поверженный стог, лишь когда другой стог наклонился всем составом, рухнул и, покатившись с десяток метров, перестал существовать, растерзанный ветром. А затем повалился еще один стог, и еще, и еще. По дороге, направляясь к деревне, спешат люди.
Стиснув зубы, глядит Трубников, как ураган уничтожает нелегкий труд людей.
— Не горюй, Егор Иваныч, — слышится голос подошедшего сзади Игната Захарыча. — Бог даст, завтра ведро будет, мы клеверок обратно просушим и застогуем накрепко.
— А коли дождь зарядит, сеногной!.. Пропал год… Опять бескормица, падеж, все сначала начинай…
— Да хватит тебе!.. Раз буря — значит, скоро распогодится.
— Твои-то не повалило?
— Зачем? Стоят как вкопанные.
— Вон за балкой тоже стоят.
— Видать, поторопились нынче. Утоптали плохо, да и окружность не соблюли.
— То-то и оно!.. Колхозное — чужое, а свое, кровное — свадьбу сыграть… — горько говорит Трубников, и тут страшный удар грома раскалывает небо.
Яростно хлынул ливень.
По окнам стекают последние капли дождя. Гроза прошла, снова светит солнце, июньский вечер еще светел, хотя солнце спустилось к горизонту.
Трубников и Борька рассматривают наброски для стенда.
— Хорошо, — говорит Трубников. — Все в подробности, только башня тут зачем?
— Это не башня, а голубятня.
— Зачем?
— Голубь-то — почтовая птица. Над почтой голубятник — в самый раз.
— Идут!.. — слышится взволнованный голос подошедшей к окну Надежды Петровны.
К дому Трубникова приближается шумная толпа. Впереди шагает Павел Маркушев в темном костюме и белой сорочке, рядом с ним молодая в светлом длинном платье с фатой и ромашковым венком на голове. За ними выступают родня и гости, среди всех выделяется дородством старший брат Павла уральский сталевар.
Люди идут, приплясывая, отбивая дробца. Из середины толпы вырывается пронзительное обращение:
А раскатистый бас отвечает:
Одни слова путались с другими, все ухало, охало, ахало.
— Видишь, ты не пришел, и свадьба сама тебе честь оказывает, — говорит Надежда Петровна.
— Нужна мне такая честь! — зло отвечает Трубников. — Коль зарядят дожди — сеногной, все прахом пойдет!
Свадьба приближается к дому.
— Выйди на улицу, неудобно, — просит Надежда Петровна.
— А ему удобно мне в лицо глядеть?
— Нельзя так, Егор, надо быть добрым!..
Трубников как-то странно — нежно и насмешливо — смотрит на жену.
— Да, надо быть добрым… Ведь нам одной жизнью жить, верно? Со всеми свадьбами, родинами, крестинами, радостями, горестями… И сколько же, скажи, будет дрянного, нелепого, мешающего, если не быть хоть раз по-настоящему добрым!
Он выходит на крыльцо, Надежда Петровна следует за ним.
— Егор Иваныч, мы за вами! — В голосе Павла смущение, неуверенность и радость.
Трубников молчит.
— Такая незадача! — Павел делает грустное лицо, но против воли глаза его ликуют. — Прямо несчастный случай, да мы завтра наверстаем!
Умоляюще и нежно смотрит на Трубникова невеста, с веселой надеждой брат-сталевар.
— Мразь! — громко говорит Трубников Павлу Маркушеву. — Раз ты коллектив обманул, нет тебе ни в чем веры. Я бы подумал на твоем месте, — он глядит в помертвелое лицо молодой, — стоит ли с таким судьбу вязать. — И, повернувшись, возвращается в дом.
Он входит в дом и садится возле кухонного окошка, глядящего на огороды: верно, нелегко и непросто далась ему эта беспощадная доброта. Мягко ступая, к нему подходит Надежда Петровна.
— Ох и одиноко тебе будет, Егор, — говорит она печально. Трубников молчит.
— Может, это и сила в тебе, что ты так можешь… Только надо ли? Надо ли так с людьми? Ведь нонешний день им на всю жизнь запомнится.
— Я и хочу, чтобы им он запомнился на всю жизнь, — тихо отвечает Трубников. — Ну, мать, раз нам свадебных пирогов не есть, собери-ка поужинать!
В доме Маркушева негромко и невесело под «Милку дорогую» справляют свадьбу. Захмелевший Павел сидит за столом в палисаднике. К нему склонился Семен Трубников.
— Осрамили тебя на весь свет, — говорит он Павлу. — Разве это дозволено?
— И за что? — с хмельной обидой бормочет Павел. — Ну, ошиблись, поправимся…
— А ему люди — тьфу, лишь бы себя выставить!
— Ладно брехать-то! — вмешивается скотница Прасковья. — Он обо всех нас думает.
— Молчала бы, верная Личарда! Вот попомните, ему за ваш труд и пот новые награды выйдут, а вам — сказки о светлом будущем.
— Мы так несогласные… — крутит головой Павел. — Я уйду… И Лизаху заберу… А коли она не того… я один…
— Ладно чепуху молоть! — обрывает его старший брат.
— Я серьезно… Он, гад, мне в душу наплевал!
— Наш взводный тоже гад хороший был, — говорит сталевар. — А ведь мы не дезертировали и в
