В этот день Катя занималась постирушкой.
Только развесила она бельё, растянув по двору верёвки, как в калитку кто-то постучал. Она подошла к калитке, отодвинула щеколду.
За калиткой стоял солдат.
Катя отшатнулась.
— Да вы не бойтесь! — сказал солдат и живенько шагнул за калитку. Повернулся, закрыл за собой. — Мне на улице стоять не с руки!.. Не узнаете, барышня?.. Помните, в орешнике разговор был…
— Здравствуйте! — сказала Катя не очень приветливо.
Солдат смущённо и заискивающе посмотрел на девушку.
— Не сердитеся! Я зашёл-то по делу… Думал, адресок вы так, шутейно, дали, а вас тута и нету… А вы серьёзно. Извините уж, решил проверить. А то вы пошутите, а у нас дело не шуточное.
Они постояли немного. Разговор не налаживался. Катя была встревожена этим посещением. Она попыталась обернуть дело в шутку, как и тогда, на форте. Но Солдат не был расположен к этому. Он сказал, что его могут хватиться, и взялся за калитку.
— Заходите, гостем будете! — сказала Катя.
— Приду! — ответил солдат. — А можно, если мы несколько человек придём? — спросил он, думая о своём. — Я кое с кем говорил, одинаковые думки у нас!
По-прежнему шутливым тоном Катя сказала, что он может приводить с собой хоть целый полк.
— Нет, полк не выйдет! — покачал головой солдат. — Дуробабов-то там ещё хватает!
Попрощавшись, он вышел. Катя долго смотрела ему вслед.
Мать, из окна видевшая всю эту сцену, недовольно спросила:
— Кто это?
— Знакомый один! — ответила Катя.
— Ой, Катька, не водись с солдатами! — мать погрозила пальцем. — Это уж последнее дело… А Федька-то что? Поссорились, что ли?.. Парень ладный, непьющий, некурящий.
— Да вы о чем, мама?
— Все о том же! — ворчливо ответила мать. — Бельё вот не пересуши…
…Катя бросилась к Соколову.
— Феденька! — запыхавшись, сказала она. — Приходил!
— Кто? — недоуменно посмотрел на подругу Федя.
— Солдат, которого мы с тобой встретили в орешнике. Он говорил, что хочет не один прийти.
Федя почесал нос, подумал.
— Ну что же, что не один! Это даже хорошо!.. Как бы ему дать понять, чтобы приходили с оружием. Зачем его белым отдавать? Правда? А?
— Это, конечно, да! Только… — Катя вздохнула.
— А что?
— А вдруг это нарочно он? Их спрячешь, а за ними следом белые! Тогда что?.. Не погладят, я думаю!
— А если «вдруг», — сказал он тихо. — Все надо брать на себя, Катя!
— Я возьму! — ответила она, выпрямившись. — Что, я хуже других?
«10 октября, Спасск-Дальний.
Сегодня наши красные орлы заняли Спасск. Что тут было!.. Два дня не знали, на чем стоим. Если верить попам, есть на том свете ад. Ну, я думаю, там не жарче, чем было у нас.
Опишу про Олесько. Уж как мы за ним смотрели, а ввязался все-таки! Не углядели. Примостился к пулемёту на тачанке — и давай поливать беляков. А пулемётчика у нас убило. Только было замолчал пулемёт… Действуем вместе с Красной Армией нашей славной, которая послана по приказу товарища Ленина освобождать от гидры контрреволюции наше гордое Приморье. Приехал потом главком. «Кто это, говорит, так ловко станцию взял?» А это мы её взяли. Тут наши герои всякие подвиги совершали. Только описать их все невозможно. Во-первых, болит у меня рука, так и крутит, так и крутит, — поцарапали, мало без руки не остался! А во-вторых, кабы я писать умел, как Виталя… У меня только четыре класса приходского. Меня главком узнал. И как только запомнил — уму непостижимо: я у него один раз со связью был. «Вижу, говорит, теперь, что такое приморские партизаны, — настоящие ребята!» Ну, теперь я ещё пуще буду драться… У нас песня тут появилась Хорошая. Везде поют…
В этой песне здорово про партизан сказано. Правильно сказано. А только я так думаю: кабы не Красная Армия, мы бы ещё долго тут пыхтели, — белым ходу-то нету, ну и дерутся. А про Спасск тоже хорошо сказано:
Про Волочаевку-то надо бы наперёд сказать; ну, тогда стих не получается. Да это все знают, когда белым накладывали, пусть так и остаётся!.. А песню эту не я сочинил. У меня не выходит. Это красноармейцы сложили. Говорят, один — одну строчку, другой — другую. Вот бы научиться!
Писал собственной рукой партизан Алексей Пужняк, в чем и расписуюсь».
Земля горела под ногами у Паркера во время этого его путешествия. С трудом он добрался до Монастырища. Здесь стояла сотня Караева. Совершенно подавленный виденным и испытанным — его два раза обстреляли, — Паркер был мрачен; его очень мало привлекала перспектива быть убитым, когда его миссия уже была закончена. В Монастырище он не задержался. Успел распить с ротмистром и Суэцугу бутылку коньяку. Вдали гремело что-то, будто там грохотала гроза. Паркер прислушивался. Он хотел было спросить Караева, что это такое. Но сам догадался и помрачнел ещё больше… Это доносились отголоски боя за Спасск. «Успеть бы вернуться!» — малодушно подумал он и забыл про налитый стакан. Караев сообразил, какие мысли тревожат корреспондента, и неприкрыто усмехнулся. «Ага! Нос на квинту повесил! Тебя бы туда-то!» — со злобой мысленно сказал Караев своему собеседнику.
— Каково положение? — спросил Паркер.
— Дают нам товарищи! — ответил Караев. — Догонят и ещё дают!
— Я вас не понимаю.
— А чего не понимать? — огрызнулся ротмистр. — Бьют нас большевики! И дело не в большевиках, конечно! — махнул он рукой.
— А в чем же?
— В том, что за большевиков стоит Его Величество Народ!
— Народ? — Паркер впервые поднял на ротмистра глаза, холодные, усталые, злые. Он пожал плечами. — Что такое народ? Этнографическое, социологическое понятие.
— Когда идея овладевает массами, она становится материальной силой! — сказал Караев, повторив услышанное где-то выражение. — Что такое народ? Вы узнаете это когда-нибудь, господин Паркер!
— Вы думаете, что это, — американец кивнул в сторону доносившейся пальбы, — возможно и у нас?
— Невозможно только штаны через голову надевать! — дерзко заметил Караев.
Суэцугу почти не принимал участия в разговоре. Он пил коньяк мелкими глоточками, медленно краснел и только, время от времени любезно осклабясь в сторону мистера Паркера, со свистом втягивал воздух, выражая этим своё почтительное внимание к умным и значительным словам корреспондента…
— Итак, война в России кончается, господин поручик? — не ожидая подтверждения, спросил Паркер.
Суэцугу вежливо ответил:
— Возможно!
— Мы сделали все, что могли? Не так ли? — спросил Паркер. — Мы были хорошими союзниками в этом деле.
Суэцугу поклонился.
