— Сыскных дел мастера!
— Когда рабочий пострадает, никого это не интересует, а тут, вишь, какое представление!
Прокурор обратил негодующее лицо к начальнику депо. Тот замахал руками на кричавших. Однако шум не прекратился. Передние угрюмо молчали. Задние продолжали:
— Довольно людей мурыжить!
— Скажите спасибо, что одной собакой меньше стало!
Начальник депо вскочил на инструментальный ящик.
— Тише! Тише, господа!
— Мы не господа, а рабочие! — крикнул кто-то.
— Тише! С вами хочет говорить господин Суэцугу, представитель японского командования!
Начальник депо слез с ящика, вытер потное лицо и исчез за спинами военных. Из группы выступил японец. Он надменно выпрямился, свысока, насколько позволял его маленький рост, оглядел собравшихся.
— Зачем кричать? — сказал он, старательно выговаривая слова. — Кто кричит, тот плохо работает!
— Уж чего бы лучше вам было: работай — молчи, помирай — молчи! — опять крикнул кто-то.
Японец снисходительно улыбнулся.
— Молчание — золото! — сказал он, видимо, щеголяя знанием русского языка.
— Вот ты и помолчи! — раздался тот же голос.
Толпа одобрительно загудела. Суэцугу, приняв прежнее выражение, продолжал наставительно:
— Это странно, что когда мы хотим выяснить, как погиб ваш товарищ…
— Анчутке чёрному он товарищ!
Незнакомое слово заставило японца прислушаться. Он сбился. Потом закончил, выражая крайнее недоумение:
— …вы не хотите этого!
Алёша Пужняк, стоявший впереди, глядя прямо в рот японцу, крикнул:
— А вы бы лучше выяснили, как погибли наши товарищи — Лазо, Сибирцев и другие. Не забыли? В двадцатом году?
Японец сморщился.
— Как это может быть, — продолжал он, словно не слыша замечания Алёши, — чтобы человек мог попасть под поезд?
Алёша опять вставил:
— А как может быть, чтобы человек попал в топку паровоза, а?
Стоявший рядом Антоний Иванович дёрнул Алёшу за рукав.
У Суэцугу испортилось настроение. Он оставил попытку договориться с рабочими. Уже другим тоном выкрикнул:
— Вы не можете соблюдать порядок! За вами надо смотреть. Мы поручили вам военный работ. Теперь мы поставим военный охрана… Вы не есть хоросо рабочи!.. Вот!
Разгорячась, он стал прохаживаться перед толпой. Глядя в амбразуру вагона, Виталий увидел японца. Лицо его показалось Виталию знакомым. Он стал припоминать, где видел его. Память тотчас же воскресила апрельский день 1918 года, когда чудесно преобразившийся из парикмахера в японского офицера Жан указывал японскому отряду здание гимназии, занятое под казарму.
После заявления Суэцугу комиссия отправилась восвояси. Едва члены комиссии повернулись к выходу, Алёша засунул два пальца в рот и по-разбойничьи свистнул. Свист прокатился по цеху. Суэцугу нервно обернулся. Алёша сделал наивные глаза. Тотчас же засвистели в другом месте. Так, провожаемая свистом, комиссия дошла до ворот. Напоследок, когда члены комиссии переходили полотно, кто-то с недюжинной силой пустил по нему вагонный скат. Скат, легонько подскакивая, чуть слышно звеня, многопудовой катушкой, помчался к выходу из цеха. Члены комиссии бросились врассыпную, позабыв всю важность, с которой до сих пор держались.
Насмешливый хохот раскатился по цеху.
Алёша разыскал Виталия. Лицо Алёши разрумянилось, он довольно поблёскивал глазами:
— Ну что? Каково?
— Ребята, вижу, боевые, — задумчиво сказал Виталий. К ним подошло ещё несколько человек, прислушиваясь к разговору. — Только несерьёзно все это. Надо дело делать, а не свистеть да скаты катать.
Соколов ухмыльнулся и подмигнул окружающим.
— А ты покажи настоящее дело!
Алёша многозначительно сказал:
— Антонов-то? Он покажет!
К вечеру в цех явилась полурота японских пехотинцев. Они расположились у входа и по тупикам, сменив солдат железнодорожного батальона, к которым рабочие привыкли и с которыми давно не считались.
Японцы стали мерно прохаживаться, держа ружья наперевес.
Алёша окрикнул одного из солдат:
— Эй ты, чучело!
Японец поглядел на Алёшу, но так, словно перед ним было пустое место.
— Зачем вас пригнали-то, а? — спросил Алёша.
— Вакаримасен[9] , — сказал японец.
— Вакаримасен, вакаримасен! — передразнил его Алёша.
Взгляд японца был слишком понятен. Даже какая-то усмешка почудилась Алёше во взоре низкорослого солдата. Алёше стало ясно, что охрану бронецеха поручили солдатам, знавшим сносно русский язык. Он сообщил о своём подозрении Виталию. Возможно, что охранка надеялась таким путём добыть какие-нибудь сведения. Расчёт был прост: рабочие могли проговориться при солдатах, надеясь, что последние не понимают по-русски.
Фигуры в хаки испортили настроение всем. Рабочие угрюмо глядели на солдат в жёлто-песочных мундирах.
— Ну, чисто истуканы стоят… Русского хоть словом пришибёшь, а этого — ничем.
Виталий слышал эти слова. Он громко ответил, внимательно следя за японцем:
— Пришибали и этих! Не слыхали, как в марте на Первой Речке восстала рота японских солдат? Красный флаг подняли…
Солдат кинул быстрый взгляд на второго японца, стоявшего поблизости, и что-то сказал, отрывисто и чётко, как бы отдавая приказание. Тот пошёл вдоль состава. «Ага, клюнуло!» — подумал Виталий, и ему стало ясно многое. Три звёздочки на погонах первого японца, знак солдата первого разряда, показали, что это старослужащий, которому, очевидно, было известно кое-что об успехах большевистской пропаганды в воинских частях японцев. Второй был новичок — одна звёздочка. Старослужащий отлично понял, что сказал Виталий, но не хотел, чтобы слышал второй солдат. Виталий добавил громче:
— А в этом месяце на Второй Речке в японских казармах жандармы обнаружили большевистские листовки. Хотели арестовать кое-кого из солдат. А остальные не дали, за оружие взялись! — Виталий заметил, что японец прислушался к его словам.
Соколов не мог успокоиться.
— Дожили! — ворчал он, косясь на охрану. — Будто арестанты, право слово! Ну, я под японской охраной работать не буду… Я не я, а не буду!
Бронецех готов был принять вызов. К такому выводу пришёл Виталий.
Перед концом работы Антоний Иванович подошёл к Виталию. Вытирая руки ветошью, он пристально посмотрел на юношу.
— Ну, как тебе наши ребята понравились? — спросил он.
— Ребята боевые! — ответил Виталий.
— Боевые-то боевые, да только им рука нужна. Алёшка Пужняк — все сам бы да сам… Организации настоящей нету: боится довериться людям, комсомольцев у нас мало. А помощь их потребуется!
— Значит, надо поторопиться? — посмотрел Виталий на мастера.
