и вода гадов течет. Вопит тип: — О!.. — Топит типов он, но зараз тут лапу купал и в болото лоб топил, и пот солов с волос лакал… А вон режут у жернова малыша шилом… Да, тут ад — един гниде: там и угар, и рагу, и мат, огонь дебрей и ер бедного, и хилы духи, и худы лихи… Да где бед гад? Но кар дракон летел, мор гада да гром, лив ал сор, яро славил; не мал пламень, горит и Рог, — а гора — за рога, а гора — на рога, — огонь — ого! — да влево пламь мал повел, в ад. Жар аж тело колет. Тут вар трав и мак в аду. С удавками висел лес ив. А нагар урагана — коррозия. И зорок он, но будил и дуб. Лак сатана таскал, как удав в аду, лака накал, как лаву вал, лил. Охрип мавка, как вампир. Холил нежно он жен: — Хороши… — Там мат и шорох… …Року укор, худ зову воздух себе небес, вознеся ясен зов: — Лети, Бог, отречь чертог, обитель ада! И мир прими! Мир аду! Ударим им! А силе, драке, воле человека… — Рдели сами… Но вздохнул лун ход, звон… Я слабел, оказия, — и заколебался, как ангел лег на осоку косо. Сон в нос зло полз, пир хрип, тумана муть течет… Мок черт утречком и народ-орун-урод… О рань! Мор тут и жуть тужит утром, те все, свет видя зари, разя див, уверя реву, силе, делись в никуда, — в аду кинь око, — да за ними назад летел распада псарь, и худы лихи, и хилы духи… А меня разбудили дуб, заря нема и луга гул. Мы-де не дым, а мир зрим. Утро во рту. Хорош шорох от дуба, будто дали лад. А дорогу города вижу. Жив я, а шабаша
