— Введи его сюда… — распорядился Каиафа и, когда слуга вышел, обратился ко всему собранию: — А, в самом деле, прав, пожалуй, Понтий Пилат: беспокоен наш народ!.. Ни в одном народе под солнцем не сильна так мечта о несбыточном…
— Да, мы вечные мятежники… — отвечал кто-то с конца стола. — Мы не приемлем грешной земли и рвемся в несбыточное вот уже тысячелетия…
— И если когда воссияет на земле Божественная правда, — тихо сказал Никодим, — то это будет через нас…
— Ну, этого я там не знаю… — засмеялся Иезекиил. — А что голову мы себе сломаем, в конце концов, в этом я сомневаюсь все меньше и меньше. И думается мне, развязка уже недалека…
— Много раз мы ее ломали, а она все отрастает вновь… — заметил кто-то.
— Вот это-то и избаловало наш народ… — дремотно сказал Ханан. — Но может случиться, что голову отшибут нам уже раз навсегда. Поэтому-то и надо таких молодчиков, которые подкапываются под самые корни народа, поскорее делать безвредными…
Слуга пропустил вперед смущенного, растерянного Иуду.
— Да благословит вас Бог, достопочтенные старцы… — начал он сейчас же от двери кланяться. — Да продлит Господь ваши дни…
— Вот почтенный Иезекиил поведал нам, что ты принес ему раскаяние в своих заблуждениях и что ты готов помочь нам вернуть и других на путь закона… — сказал ему Каиафа. — Не так ли? Ну, вот… И мы постановили задержать вашего наставника, чтобы лично допросить его о его вероучении…
— Он ничему дурному не учит… — поспешно сказал Иуда. — Нет, ничего злого я не слыхал от него… Но люди перетолковывают его слова и так, и эдак, многие побросали семьи свои и хозяйства, чтобы ходить с ним, и все приходит в расстройство. А зла от него нет…
— А разве не выдает он себя за машиах? — спросил маленький Маргалот и оглянулся за одобрением на Ханана.
— Есть такие, которые принимают его за машиах… — с бьющимся сердцем сказал Иуда, чувствуя, как ему стало жарко. — Но сам он… нет, я не слыхал, чтоб он говорил так о себе…
Голова его кружилась, и он не совсем понимал то, что он говорит.
— Мы рады слышать это… — мягко сказал Каиафа. — И мы не мыслим против него зла. Мы верим, что он от чистого сердца желает людям добра, но заблуждается, не зная писаний… Но мы, пастыри народа, не можем закрывать глаза на эту смуту. И вот мы решили задержать его и допросить обо всем подробно. Иезекиил говорит нам, что ты согласился помочь нам найти смутьяна — где-нибудь поукромнее, чтобы не было излишнего шума и всяких пересудов. Но, повторяю, злого против него мы не мыслим. Можешь ли ты помочь нам в этом деле?
— Хорошо… Я… помогу… — глотая слюни, отвечал Иуда и стал торопливо объяснять: — Устал я… И многие устали… Когда впервые услышал я его, мне показалось, что вот еще немного, он сделает что-то чудесное для нас, бедняков, и все будет по-хорошему… Но вот прошел и год, и два, и три, а ничего не приходит, и всем стало только еще тяжелее, и он стал говорить, что бедные всегда будут… Вот и горько стало… А у меня семья…
— О семье твоей не беспокойся… — сказал Иезекиил. — О ней мы уже имели суждение. Действительно, ты вон уже седой и пора тебе подумать о детях. Не все бегать из города в город и из селения в селение неизвестно зачем… И вот во имя Господне мы решили помочь тебе встать на ноги… Вот тут, — встав, он протянул Иуде кожаный кошель с серебром, — некоторая сумма, которая даст тебе возможность купить себе домик и поле небольшое. И трудитесь во славу Божию. Ты, человек неглупый, понял вот, что три года ты истратил напрасно и только семью еще больше разорил — надо, чтобы и другие поняли это…
— Благодарю… — униженно кланяясь, повторял Иуда. — Слушаю… Всей душой буду служить вам… Что же, хорошими словами детей не накормишь, жена моя права… Буду служить вам до гроба…
— Прекрасно… — сказал Каиафа. — Но не нужно медлить с этим делом. Как улучишь удобную минутку, чтобы указать нам его, спеши к нам, и мы примем свои меры. А теперь гряди с миром…
Бормоча слова благодарности и все кланяясь. Иуда попятился в двери, наткнулся на стену, испугался, сконфузился и торопливо скрылся.
— Но, старейшины, — обратился рабби Каиафа к собранию, — у меня возникло сомнение: подсуден ли он нам? Ведь он галилеянин, и, как такового арестовав, его следовало бы направить к Ироду. Вы знаете, как строги в этом отношении римляне. Да и Ирод, пожалуй, обидится…
— Очень нужно римлянам впутываться во все эти глупости! — брюзгливо заговорил Ханан. — Что это немножко незаконно, это, может быть, и справедливо, но раз дело идет о спокойствии страны, то надо уметь пожертвовать для этого иногда и законом. Ни Ирод, ни Пилат, поверьте, не будут заводить историй из-за таких пустяков… Но не думаете ли вы, старейшины, что мы засиделись немного? Пора бы старым костям и покой дать…
— Пора, пора… — поддержал Каиафа, вставая. — Значит, мы будем иметь суждение по этому делу еще раз.
Все поднялись за ним со своих мест.
— И да не забудем: не следует делать из ничтожества героя и мученика… — проговорил Элеазар. — Это будет большой ошибкой…
— Конечно… — раздались голоса. — Но и распускать народ тоже нельзя… Тут много простого озорства… Нужна твердая власть…
— Это брожение идет повсюду… — сказал Никодим. — В этом знамение времени… И справиться с этими движениями едва ли возможно.
— Странные речи для члена синедриона! — усмехнулся Иезекиил и тотчас же обратился тихонько к Каиафе: — Я все хотел предупредить тебя, достопочтенный отец, относительно твоего Манасии… — проговорил он тихо. — Его слишком уж часто видят теперь в обществе этих бродяг… Ходят слухи, что рыжая Мириам совсем околдовала его…
— Спасибо за доброе предупреждение… — проговорил Каиафа. — И я кое-что слышал об этом, к сожалению… И не знаю, что делать…
— Может быть, было бы хорошо отправить куда-нибудь молодца на время с деловым поручением… — сказал Иезекиил. — В Александрию, в Антиохию, а, может быть, даже и в Рим…
— Подумаю. И еще раз спасибо…
Члены синедриона почтительно выжидали благословения. Слуги, косясь на Каиафу, не торопясь, гасили светильники.
— Ты знаешь, как я рад породниться с тобой и отдать мою Лию за твоего Манасию, но надо прекратить нелепые толки… — понизив голос, продолжал Иезекиил. — Так не годится…
— Я приму меры… А теперь пора и на покой…
— Да, да… — скрипел Ханан, потирая поясницу. — Чем повергать в тягчайшие испытания целый народ, лучше да погибнет один человек…
— Да почиет на всех вас благословение Божие! — торжественно благословил всех Каиафа.
Все направились к выходу…
И не успел Гамалиил показаться во дворе, как к нему быстрыми, энергичными шагами подошел Савл тарсийский. Гамалиил незаметно поморщился.
— Ну, что? Как? — с любопытством спросил тот своего наставника.
Очень недовольный собой и немного расстроенный, Гамалиил нехотя изложил дело. Сам он в нем серьезного ничего не видел и, раз мятеж потушен, самое правильное, по его мнению, было бы никакого дела не поднимать. Савл внимательно и жадно слушал.
— Нет! — решительно воскликнул он, наконец, когда Гамалиил нехотя рассказал все. — Нет и нет!.. Во- первых, постановка дела неправильна потому, — отбивая кулаком по ладони каждую фразу, с весом продолжал он, — что синедриону никак не следует выпускать дела из рук. Римлянам тут делать нечего. Авторитет религии прежде всего и после всего… Во-вторых…
И они неторопливо скрылись в звездном мраке…
XLII
Наступил вечер четверга. Обычно в этот день Иерусалим, закончив все приготовления к великому празднику, исполнялся торжественной тишины: скоро Пасха. Но на этот раз тревожно было в
