МАШИНКА ПРИНЦА ГЕОРГА
Известие, принесенное графом Михаилом Михайловичем на виллочку «Bergfried» о том, что принц Георг решил отдать все свои силы на спасение России, было совершенно справедливо. Удачно ускользнув еще при Временном правительстве через Финляндию за границу, принц Георг прежде всего проехал в Ниццу, где на своей огромной беломраморной вилле среди пальм угасал его отец, знаменитый когда-то красавец, кутила и бретер, как-то инстинктивно стоявший всю жизнь выше всех этих отживших предрассудков, которыми люди неизвестно зачем загромождают свое бренное существование. Он, по пословице, бил сороку и ворону, не заботясь, что из этого может выйти. Его жена, знаменитая красавица, не отставала от своего супруга и тоже била и сорок, и ворон, и галок, и все, что попадется под руку. Уже под конец своей молодости она пленила одного великого князя, носившего кличку сухопутного адмирала, ибо плавал он исключительно между Парижем и Монте-Карло. Сухопутный адмирал настолько крепко и натурально привязался к красавице, что муж стал находить это совершенно неприличным. Вернувшись раз поздно ночью из яхт-клуба, принц постучал в дверь супружеской спальни. Ему в визе было отказано. Он попробовал настаивать. Дверь вдруг отворяется, и на пороге вырастает могучая фигура сухопутного адмирала. Короткое, но горячее объяснение, и принц, получивший ловкий и сильный удар коленом под известное место, летит через всю комнату к двери. Поднявшись с паркетного пола, он решил, что жить в этой варварской стране он больше не может, стал в оппозицию ко двору и правительству и уехал на юг Франции. Однако вскоре прерванные сгоряча отношения с сухопутным адмиралом были восстановлены, и все они так троечкой везде и всюду и ездили. Прижившийся на солнечном берегу принц в Россию больше не возвращался, ограничиваясь лишь получением доходов оттуда со своих необозримых имений…
Разлучиться с Россией было ему не очень трудно. Огромные средства его были размещены в иностранных банках, а кровь ничего пожилому принцу не говорила, ибо по крови это был какой-то воплощенный интернационалист: его предок, один из шумных наполеоновских генералов, француз по крови, был сделан каким-то корольком в Италии и женился, конечно, на немецкой принцессе. Его сыновья тоже все переженились на разных принцессах: испанских, русских, конечно, германских, итальянских, датских. Мать принца Георга, бившая сороку и ворону, еще более интернационализировала кровь высокого рода: все знали, что в ее детях течет кровь и нескольких французских атташе, и русских конногвардейцев, и немецких принцев, и одного итальянского князя церкви, и одного итальянского тенора, и одного русского баса и даже, как говорили, одного очень ловкого ниццкого парикмахера. Чей, собственно, сын был принц Георг, она не знала, да и не интересовалась этим: не все ли это равно в сравнении с вечностью?
Повидавшись с тихо умиравшим отцом и получив свою часть наследства, принц Георг почувствовал прилив солидности и купил в Баварии у одного немецкого принца на берегу красивого Инна прекрасный старый замок. Он стрелял в коз, в зайцев и в фазанов, ловил в Инне форель, стрелял из пистолета в собственном тире, носился на автомобиле, пил старый портвейн с чудесными бисквитиками, принимал многие визиты, играл в крокет, в хоккей, в лаун-теннис, в покер, в бридж, на бильярде и на бирже, раскладывал пасьянс, читал французские газеты, занимался фотографией, катался на лодке и на лыжах, но, конечно, этого было мало, и принц решил спасать Россию. Решив спасать Россию, он прежде всего купил себе пишущую машинку, но оказалось, что писать на машинке надо было учиться. Принц провожжался с ней целое утро и решил, что учиться незачем, что сойдет и так. И вот собственноручно настрочил он на машинке несколько писем — они состояли из одних опечаток — своим хорошим знакомым: безработным генералам, отставным шталмейстерам и егермейстерам и вообще особам значительным, чтобы они приезжали к нему сговариваться, как спасти Россию. И они приехали в старый замок и раз, и два, и три, пили портвейн, пили мадеру, пили бургундское, играли в бридж и решили издавать газету и разные книги. Но они в этом ничего не понимали. Тогда позвали они на помощь случайно подвернувшегося Тарабукина и вдруг с удовольствием узнали, что тут же, в Баварии, живет один настоящий редактор-издатель, Евгений Иванович, который все им наладит. Женат принц Георг был на морганатической дочери одного великого князя. Принцессу чрезвычайно угнетали все эти Тарабукины, какие-то там редакторы-издатели, но она принимала их с грустно-покорным видом: если эта жертва нужна для России, она охотно возьмет свой крест на себя…
Большой сверкающий автомобиль, строго ухая на баварских ребятишек, собак и встречных крестьян с кисточками на шляпах, стрелой нес графа Саломатина и Евгения Ивановича по превосходному шоссе. Шофер был сдержан и величав. Встречные все кланялись…
Слева на крутой скале среди столетних дубов и лип забелелся большой красивый замок.
— Если вы хотите сделать здесь дело, — сказал, улыбаясь, граф Михаил Михайлович, — вам непременно надо понравиться принцессе, а если вы хотите понравиться принцессе, вы должны понравиться ее японским собачкам… Предупреждаю вас.
— А разве без японских собачек сделать дело нельзя?
— Труднее. Во всяком деле есть своя японская собачка, и с этим надо мириться. Я предпочитаю простейшие способы: собачка — собачка…
Автомобиль красиво влетел в монументальные чугунные ворота, описал красивую дугу по широкому, усыпанному гравием двору и остановился у величественного подъезда. Лакей с большими медными пуговицами почтительно выскочил из дверей и, приняв гостей, передал их другому лакею, который проводил их в приготовленные для них комнаты.
— Когда вы будете готовы, благоволите позвонить мне… — почтительно сказал лакей Евгению Ивановичу. — И я провожу вас к его светлости, они ожидают вас…
Евгений Иванович, собственно, не знал, что ему надо сделать, чтобы быть готовым, но сказал:
— Хорошо…
Он вымыл руки, посмотрелся в зеркало, снял одну пылинку с рукава, посмотрел несколько минут в окно на прекрасные извивы Инна по широкой долине, на лесистые холмы, прошелся по мягкому ковру прекрасно обставленной комнаты и уныло решил, что он ввязался в глупую историю. И — позвонил.
— Пожалуйте!..
Старый опрятный лакей, неслышно ступая вежливыми сапогами, провел его длинным сводчатым коридором — все стены его были завешены оленьими и всякими другими рогами — на другой конец замка и осторожно постучал у массивной дубовой двери. Оттуда что-то отвечали глухо, старичок почтительно отворил дверь и пропустил Евгения Ивановича в огромный уютный и теплый кабинет, полный ружей, рогов и икон. Навстречу ему поднялся граф Михаил Михайлович, а принц лежал в кресле с ногами, прикрытыми тигровым покрывалом.
— Вы, пожалуйста, извините бедного калеку, что не встаю приветствовать вас… — ласково сказал принц.
— Позвольте представить вашей светлости Евгения Ивановича Громова… — сказал граф.
— Очень, очень рад… — пожав гостю руку, сказал принц. — Прошу вас… Мы будем пить чай и предварительно познакомимся, а затем перед обедом у нас будет уже общее заседание со всеми участниками предполагаемого дела. Садитесь ближе к столу и берите себе чаю по своему вкусу… — на столе стоял на спиртовке серебряный чайник и все необходимое и даже нарезанный по-русски кусочками лимон. — Вот так… А перед беседой нашей позвольте вам сделать маленькое предисловие: я — человек прямой и люблю, чтобы и со мной говорили напрямки, по-русски, и не оставляли возможных глупостей моих — я в деле полный профан — без замечаний. Дело — это дело, не так ли? И всякую дипломатию я ненавижу…
Евгений Иванович слегка поклонился. Ему казалось, что принц чего-то очень конфузится. Граф помешивал изящной серебряной ложечкой в стакане дымящегося чая и спокойно молчал.
— Ну-с… — начал принц. — Вся русская печать в эмиграции захвачена жидами, которые, конечно, ведут свою линию, а не нашу. И я решил основать русскую национальную газету, независимую от господ брюнетов, а при ней русское издательство. Так как люди нашего круга в этом деле ни бельмеса не понимают, то мы решили., э-э… техническую — можно так выразиться? — часть дела передать в руки специалиста. И вот чтобы доказать вам сразу, как я ненавижу всякую дипломатию, я сейчас же скажу вам, что уже после того, как графу было поручено пригласить вас, ко мне приехал сюда с очень солидными рекомендациями присяжный поверенный… э-э… Сердечкин, который считается, говорят, большим специалистом в вашей области. Но я прямо скажу вам: не люблю адвокатов… Все они какие-то… склизкие… А кроме того, он еще и профессиональный политик и, говорят, раньше был даже кадетом. Я предпочел бы
