...Первая эмиграция состояла из наиболее культурных слоев российского дореволюционного общества, с непропорционально большой долей военных. По данным Лиги Наций, всего Россию после революции покинуло 1 миллион 160 тысяч беженцев. Около четверти из них принадлежали к Белым армиям, ушедшим в эмиграцию в разное время с разных фронтов .
Их последний крупный контингент, ведший традицию от первого ядра добровольцев, прибыл в Константинополь в ноябре 1920 г. из Крыма (эвакуация происходила с 11 по 16 ноября нового стиля; последним на борт последнего корабля поднялся генерал Врангель). В те дни примерно на 130 судах Россию покинули около 150 000 военных и гражданских лиц.[10] Константинополь после капитуляции Османской империи был оккупирован войсками Антанты – военными союзниками России. Однако, они отнеслись к русским как к нежеланной обузе (неделю пришлось беженцам в неописуемых условиях ждать разрешения сойти на берег) и потребовали роспуска 60-тысячной армии.
Ген. П.Н. Врангель (преемник официальной русской власти от Колчака и Деникина) требовал уважения к армии, верно исполнившей союзный долг и до конца сопротивлявшейся немцам и их ставленникам- большевикам: «Я несколько недоумеваю, как могут возникать сомнения, ибо принцип, на котором построена власть и армия, не уничтожен фактом оставления Крыма»[11]. Но французский премьер Клемансо уже заявил, что «России больше нет». Франция сочла себя свободной от союзных обязательств и согласилась лишь обезпечить снабжение на кратковременный период «распыления» русских войск. Англичане (Ллойд-Джордж) вообще отказались от помощи, настаивая на немедленной репатриации эмигрантов в Советскую Россию (где в это время шел крымский террор Бела Куна и Землячки: были расстреляны многие десятки тысяч человек)...
Русские не считали, что борьба проиграна окончательно. Они «оставили Крым не с тем, чтобы жить за пределами своего отечества, как эмиграция. Они хотели оставаться русскими, вернуться в Россию и служить только России. Они уходили со своими учреждениями учебными и санитарными, со своим духовенством, наконец, со своим флотом и со своей военной организацией»[12] . Войска временно расположились, почти без средств обустройства, в лагерях Чаталджи, Галлиполи и Лемноса (в районе проливов); флот был отведен в Бизерту (Северная Африка). Вскоре из Чаталджи пришлось отойти дальше: союзники боялись, что русские части возмутятся и захватят Константинополь[13].
Еще «Сильнее, чем физические лишения, давила нас полная политическая безправность. Никто не был гарантирован от произвола любого агента власти каждой из держав Антанты. Даже турки, которые сами находились под режимом произвола оккупационных властей, по отношению к нам руководствовались правом сильного»[14], - писал Н.В. Савич, ближайший сотрудник ген. Врангеля, ответственный за финансы.
В компенсацию за снабжение русской армии продовольствием французы «просто реквизировали все имущество, вывезенное из Крыма. Сперва они наложили руку на три больших парохода с углем, ...а потом им это понравилось и они распространили эту меру на все, что находилось на судах. Особенно тяжело было для нас потерять грузы, находившиеся на “Рионе”, это был наш единственный запас обмундирования и материалов для шитья теплой одежды, а между тем войска очень страдали от холода и плохого обмундирования, пришедшего в полную негодность во время последних боев и эвакуации. Стоимость этого имущества оценивалась во много десятков миллионов франков, средств приобрести новые материалы у нас не было, таким образом отпадала последняя надежда сносно одеть людей, хотя наступала уже зима, дул вечный ветер, постоянно шел мелкий дождь...»[15].
В числе реквизированных грузов было 45.000 винтовок, 350 пулеметов, сотни тысяч гранат и снарядов, 12 миллионов патронов, 300.000 пудов зерна, 20.000 пудов сахара, 50.000 пудов другого продовольствия, 200.000 комплектов обмундирования, 340.000 – белья, 58.000 пар обуви и многое другое, необходимое для жизни[16].
Французы взяли себе «в компенсацию» и все русские торговые и военные суда. Затем конфисковали остатки денег врангелевского правительства в парижском банке. Затем – личные счета лиц из окружения Врангеля... Савич, стараясь не обижать французов, пишет, что пропитание русских тоже стоило Франции немалых средств, и считает что в общем-то французская помощь «заслуживала благодарности». Но все же русские были союзниками, и к ним можно было ожидать другого отношения. Французы могли вспомнить хотя бы о том, что именно вступление в войну русской армии – неподготовленное, неудачное, оплаченное большой кровью – спасло Францию в 1914 году... (Маршал Фош позже признавал: «Если Франция не стерта с карты Европы, она этим прежде всего обязана России»[17].)
Еще тяжелее пришлось в Константинополе гражданским беженцам, в том числе предыдущих эвакуаций (из Новороссийска и Одессы). Получить визу в другие страны было невозможно. «Началось тяжелое существование, когда человек всецело поглощен заботами о насущном хлебе, о ночлеге, о том, чтобы как-нибудь добыть средства для своей семьи. Тяжело было видеть старых, заслуженных людей с боевыми отличиями, торгующих разными безделушками на Пере, русскую девушку в ресторанах, детей, говорящих по-русски, в ночную пору на улицах, заброшенных и одичавших...». Были рады любой работе: «Бывший камергер чистил картошку на кухне, жена генерал-губернатора стояла за прилавком, бывший член государственного совета пас коров... Жены офицеров становились прачками, нанимались прислугой. Появиться в хорошем костюме, обедать в модном ресторане было предосудительным. Это могли позволить себе только спекулянты »[18], - свидетельствуют два других очевидца.
«Мы испили чашу национального унижения до дна... Мы поняли, что значит сделаться людьми без отечества. Весь смысл армии в том и заключался, что, пока была армия, у нас оставалась надежда, что мы не обречены затеряться в международной толпе, униженные и оскорбленные в своем чувстве русских»[19]. Думается именно поэтому гражданская колония русских в Константинополе проявила более, чем где-либо, национально-политическое единство, образовав надпартийный Русский Совет и оказав положительное влияние на некоторые первые начинания в европейских эмигрантских столицах.
Французы сокращением пайков, угрозами и обманом старались заставить русских военных либо 1) вернуться в Россию, либо 2) ехать в Бразилию рабочими на плантациях, либо 3) перейти на положение беженцев и «распылиться». Но даже под угрозой голода в Россию вернулись лишь около 6.000 казаков, еще меньше предпочли покинуть армию как беженцы. Часть из них ген. Врангель сам старался устроить в другие страны – больных и менее пригодных к строевой службе.
Положение осложнилось весной, когда «внезапно появились всевозможные политические агитаторы – платные агенты, которые были готовы обещать все, что от них хотели услышать... Эту ситуацию использовали и большевики... и агенты-вербовщики Иностранного легиона.., собравшие немалый урожай. Затем появились католические монахи, обещая нуждавшимся и отчаявшимся утешение и покой в лоне единственно благодатной церкви... Даже спокойный и владевший собой Врангель вспылил и заявил французам: “Если французское правительство настаивает на том, чтобы уничтожить русскую армию, наилучшим выходом было бы высадить ее с оружием в руках на берегу Черного моря, чтобы она могла по крайней мере достойно погибнуть”...»[20].
Дело сильно осложнялось тем, что бывшие члены и дипломаты Временного правительства, созвавшие в Париже «Совещание послов», отказались предоставить зарубежные русские средства для нужд эвакуированной армии. Они считали себя преемниками законной власти, отвергая это право за Врангелем, и повели против сохранения армии активную кампанию. Это очень устраивало французское правительство, которое могло теперь ссылаться на то, что даже «авторитетные русские круги» выступают против «безсмысленного упорствования» Врангеля...
Ген. Врангель был изолирован французами от армии (в этом контексте стоит отметить, что какое-то судно 'случайно' протаранило и утопило его яхту; погибло четыре человека). Поддержанием духа воинов занимались ген. А.П. Кутепов и комендант Галлиполи ген. Б.А. Штейфон. О результатах один из гражданских наблюдателей писал:
