— Две недели назад. Правда, пять дней из этих двух недель он был в деловой поездке. Хочешь, точно скажу? Мы знакомы четырнадцать дней, шесть часов, одиннадцать минут и… — Эмбер прищуривается на циферблат часов.
— Ясно. Точнее не надо. — Меня разбирает хохот. — А ты не торопишься?
— Нет. — Эмбер стискивает мою руку, так что слезы выступают. У меня. — Такого со мной в жизни еще не случалось. Не могу дождаться, когда вы с ним познакомитесь.
— И все же…
— Из постели я вылезаю голая! — торжествующе объявляет Эмбер.
— Совсем голая? Не драпируешься в одеяло, нет? И прямо голышом, забыв о целлюлите, идешь в ванную? И сверкаешь голыми ляжками? Врешь. — Я поражена.
— Нет. Именно голышом.
— Без обмана? Даже задницу не прикрываешь?
— В чем мать родила, — подтверждает Эмбер. — Более не бывает. И не пячусь спиной, между прочим, а иду как есть — задницей к нему. Теперь понимаешь?
Приходится признать, что их отношения предстают в новом свете.
Надо, наверное, объяснить. Многолетняя булимия не прошла даром для фигуры (и здоровья) Эмбер. Однако трагедия в том, что Эмбер принадлежит к классическому английскому типу женщин-груш, а потому, несмотря на диеты и упражнения типа «пальцы в рот после ужина», она выглядит изможденным кавалеристом в галифе. Нет, я вовсе не шучу и не злобствую. Так оно все и есть. Эмбер — настоящая красавица, но задница у нее колоссальная. Эмбер даже ходит чуть переваливаясь из стороны в сторону.
Мы молчим.
Ни за что бы не вылезла из постели голой, окажись я на месте Эмбер. Восхищение растет в моей душе, забивая всходы черной зависти. Ай да Эмбер. Скачет по спальне голышом, чего даже я, со своей неизмеримо меньшей задницей, позволить себе не могу. Да здравствуют законные мужья и просторные пижамы. Аминь. Возрадуемся же за подругу.
— Здорово, Эмбер. Просто здорово. Поздравляю! — Объятия и поцелуй. — Адвокату сообщила?
— Насчет Марка? Еще нет.
— А надо бы. Такой прогресс, дорогая. Я страшно за тебя рада.
— Да уж. — Эмбер счастливо улыбается. — Я и сама рада. Нет, ты только представь — моя жопа ему нравится. Боже! — хлопает она себя по лбу. — Боже. Самое главное забыла.
— Самое главное? Ты меня пугаешь, Эмбер. Надеюсь, ты не беременна?
— Не я… а догадайся — кто?
Явно встревоженная мамаша тормозит рядом с нами.
— Там… там… — Она машет в сторону качелей. — Там ваш ребенок?
— НЕТ! — кричим хором.
— М-м-м. — Эмбер опомнилась первой. — В некотором роде… А что?
— Господи, вот дерьмо! — До меня доходит весь ужас ситуации. — Где Сэмми?
— На качелях, — сообщает мамаша. — Уже пятнадцать минут катается. Один.
Похоже, она нас не одобряет. С такой же симпатией я смотрела на уделанный подгузник Сэмми.
— Дерьмо, дерьмо, хрень дерьмовая, — бормочет Эмбер. Беспокойная мамаша вздрагивает. — Мать твою, задолбал! — Эмбер растирает окурок каблуком и бежит к качелям.
Я за ней. Сэмми — Великий и Неутомимый Повелитель Качелей — уже собрал целую толпу юных поклонников. Их овации, боюсь, вскружили бы голову нашему вундеркинду, если бы она у него и так уже не шла кругом от четверти часа безудержного раскачивания.
— Сэмми! Бедный мой Сэмми, — кричит Эмбер, садится на корточки и, сграбастав мальчишку с качелей, целует в помпон на макушке. — Прости, дорогой, прости.
— Сэмми качался, — сообщает Сэмми.
— Боже, — шепчет Эмбер, — бедный, бедный малыш. — Она поднимает глаза и замечает окруживших ее родительниц. — Это не мой. Я всего лишь за ним присматриваю. Понимаете?
— Оригинальный способ присматривать за ребенком, — фыркает мамаша в саржевом комбинезоне.
Из страха столкнуться с кем-нибудь хоть отдаленно знакомым мы с Эмбер ушли аж в Стоук-Ньюингтон, чьи обитатели по-прежнему питаются черным хлебом и просом, словно последние тридцать лет обошли их стороной. Философское отрицание прогресса распространяется и на одежду местных жителей. Желаете купить крашеную вручную футболку и сандалии на завязках? Соскучились по чечевичным лепешкам? Тогда отправляйтесь в Ньюингтон.
— Несчастный ребенок, — вздыхает другая мамаша. — Мы уж подумали, что его бросили.
— Никто его не бросал, — злится Эмбер. — Просто заболтались с подругой… Пойдем, Сэмми. Пойдем, поиграем.
— У-у-у, — тянет Сэмми и добавляет: — Сэмми качаться.
Багровые от стыда, мы ретируемся с детской площадки, прихватываем по пути коляску и прячемся за густой зеленью в противоположном конце парка. Намертво привязанный к сиденью коляски Сэмми засыпает в считанные секунды — дает знать тренинг астронавта.
— Пожалуй, лучше тебе с ним в гости не ходить, — советую я. — Сосредоточь внимание на ребенке. Я тоже хороша.
Но Эмбер полна оптимизма:
— Ничего страшного не случилось, и слава богу. Не украли, с качелей не свалился, голову не расшиб, а остальное неважно.
— Тебе простительно, а я… Ты меня просто ошарашила своей новостью. Так кто забеременел?
— Клянусь, не поверишь.
— Не тяни, Эмбер. Выкладывай.
— Нет, догадайся.
— Ну же!
— Тамсин.
— НЕТ!
— Да. Она узнала несколько дней назад.
— От кого?
— О, — с загадочным видом кивает Эмбер. — Извечный вопрос.
— Только попробуй сказать, что она не знает. Тамсин — зрелая женщина. А зрелым женщинам положено знать, кто им заделал ребенка. Силы небесные. У меня крыша едет. Идиотская ситуация. Она же не дура. Всего-то и нужно, что пописать на эту штуковину да посчитать.
— Тамсин и пописала на эту, как ты выражаешься, штуковину. Успокойся. Она знает, кто ей заделал ребенка.
— Ну? Ну?!
— Это было свидание на одну ночь.
О нет. О нет! Я хватаю Эмбер за руку.
— Скажи, что пошутила. Умоляю, скажи, что это не он. Неужели тот Мальчик-с-пальчик… ом? Тот самый, который устроил канонаду у нее в сортире? Нет. Нет. Ты ведь пошутила, правда?
— И не думала даже.
— Ч-черт. И что она будет делать?
— Не знаю. И Тамсин не знает. Кажется, она в шоке. Мы с тобой наслушались ее нытья про ребенка, но кто рискнет родить от урода с карликовым членом?
Оставив Эмбер на стоянке такси — ни одна из моих подруг не водит машину, к чему бы это? — я возвращаюсь домой пешком, завернув по дороге в булочную, где торгуют горячей сдобой. Дома стаскиваю с кровати старый плед, наливаю большую кружку чаю, заворачиваюсь в плед, устраиваюсь на диване и набираю номер Тамсин.
— Почему ты мне не сказала?
