он, — первый в мире «уинтон». — Руэлл указал Дику на какую-то колымагу, что стояла на каменном постаменте. Золотой экипаж с четырьмя сверкающими колесами и расшитым тентом над открытыми сиденьями. Каждый сантиметр его поверхности, казалось, украшен или гравировкой, или самоцветами, или искусными орнаментами. — Один из первых автомобилей, выпущенных к продаже в Соединенных Штатах. Макет, конечно. Исторической ценности не представляет, а все-таки другого такого нет. — Руэлл опять куда-то указал. — А там, справа, ранний «паккард». Первая модель, где вместо рычага появился руль. Если, конечно, не считать «стенли-стимера».
— Значит, — заключил Дик, — Вождь коллекционирует автомобили?
— Что? — вырвалось у Руэлла. — Автомобили? — Тут провожатый Дика разразился оглушительным хохотом. — Ха-ха-ха! Ха-ха, о-ох, ха-ха-ха! Ну ты даешь! Надо ж такое сморозить… — Держась за живот, Руэлл хлопнул Дика по плечу.
Дик отодвинулся в сторону.
— А что смешного? — спросил он.
— Ничего, — мгновенно оборвав хохот, заметил Руэлл. — А вот знаменитый Старый Фонтан. — Знаменитое сооружение оказалось выложенным каменными плитами бассейном метров шести в диаметре и по пояс глубиной. В самом центре вверх брызгала жалкая струйка воды. — Видишь, вон там, такие рыбки вроде угрей, — продолжал свою лекцию провожатый Дика. — Миноги называются. Очень, скажу тебе, гнусные твари. Цепляются к добыче зубастыми присосками, а языками пробуривают в ней дырку. На языках у них тоже, между прочим, небольшие зубки. Один римлянин времен императора Августа придумал занятную штуку. Он держал этих самых миног у себя в пруду и время от времени бросал туда рабов, провинившихся в какой-нибудь ерунде. Ведий Поллион его звали. А было это двадцать одно столетие назад. Plus ça change, plus c'est même chose.
Дик остановился и посмотрел своему спутнику прямо в лицо.
— Мои покои, наверное, где-то неподалеку, — сказал он. — Думаю, теперь я их и сам найду. Всего хорошего.
Но Руэлл тут же остановил его, изображая на лице раскаянье.
— Прости, мальчик мой. Я вовсе не хотел тебя оскорбить. А всего-навсего неучтиво посмеялся над твоей наивностью. Ты спросил, не коллекционирует ли Вождь автомобили!.. Знаешь, мне просто сложно представить себе что-то, чего Вождь не коллекционирует. Он коллекционирует коллекции. Причем беспрерывно и ненасытно. По сути, — настойчиво продолжал Руэлл, снова беря Дика под локоть, — вся эта гора — не более чем тонкая скорлупа над бездонной ямой всех его коллекций. Ara, а вот и твои покои.
Дик позволил вести себя и дальше, думая, что так он скорее избавится от этого человека. Было в Руэлле что-то глубоко противное Дику и вызывавшее резкое недоверие. Может, дело в таком знакомом звучании его фамилии? Руэлл… Тут Дик застыл как вкопанный и принялся нашаривать во внутреннем кармане тот тонкий конверт. Так, на месте.
— Что такое? — тут же заинтересовался Руэлл. — У тебя там что-то для меня?
— Если вы тот человек, которому мой отец… то есть если вас зовут…
— Меня зовут Леон Руэлл. По-моему, ты уже это знаешь. Но подожди. Давай лучше поговорим там. — Руэлл отпер резную палисандровую дверь и предложил Дику войти.
Под высоченными потолками в покоях Дика висели длинные острогранные фонари, неяркий свет которых разбрасывал по стенам разноцветные блики. До уровня человеческого роста стены были облицованы палисандром, а выше — голубой штукатуркой. В следующей комнате кто-то стучал молотком. Атмосфера была затхлая, нежилая.
— Тебе здесь будет достаточно уютно, — брезгливо принюхиваясь, заверил Дика Руэлл. — А через денек-другой мы подыщем тебе более достойное пристанище. Теперь давай посмотрим, что там у тебя… — Руэлл протянул руку, и Дик. отдал ему конверт.
Дальше гость извинился, встал вполоборота, ногтем вскрыл конверт, развернул листок папиросной бумаги и углубился в чтение. Неторопливо все прочитав, Руэлл несколько раз сложил листок, а потом, к вящему удивлению Дика, сунул в рот и принялся пережевывать. Наконец проглотил и улыбнулся.
— Рисовая бумага, — пояснил он вконец оторопевшему Дику. — Что, еще не приходилось такого проделывать? Ничего, тут быстро научишься.
Молотьба вдруг прекратилась. Из соседней комнаты появился уже знакомый Дику горгулья. Френкель успел переодеться в голубой комбинезон и напоминал циркового бульдога. В руках он держал чемоданчик с плотницким инструментом. Горгулья радостно кивнул Дику:
— Ничего-ничего, миста Дик. Щас мы вас в два счета устроим. — Потом Френкель вышел за дверь, что-то там кому-то сказал и вернулся — но уже в желтом комбинезоне и с малярными принадлежностями.
Дик с разинутым ртом уставился на урода.
— Ничего-ничего, миста Дик, мы тут мигом, — со счастливой улыбкой заверил Френкель. И снова исчез в соседней комнате.
Бормоча что-то нечленораздельное, Дик направился вслед за горгульей. Часть обшивки во внутренней комнате уже сняли и заменили новенькими резными панелями. Френкель как раз занимался тем, что закрывал панели бумагой, весь обставленный банками с краской и шеллаком, обложенный разнокалиберными кистями и щетками. Рядом лежал и краскопульт. Да, Дик не ошибся: комбинезон горгульи и вправду был желтый, причем особо гнусного, ядовитого цвета, а никак не голубой, в котором только- только расхаживал Френкель.
Руэлл тоже последовал за Диком и теперь с нескрываемым удовольствием взирал на происходящее. Вспомнив про обмен репликами за дверью, Дик спросил:
— Их что, двое? Да? Они близнецы? Руэлл прыснул.
— Двое! — через силу выдавил он. — Близнецы!
Френкель — если его, конечно, был Френкель — обернулся и с широчайшей улыбкой на бульдожьей морде сказал:
— Да не берите в голову, миста Джонс. А вообще-то, мы тут уже многих ошарашили. Правда, миста Руэлл?
А Руэлл совсем помирал со смеху. Потом он уже и смеяться не мог, только стонал и охал. Наконец все-таки успокоился, отдышался и серьезным тоном спросил:
— Скажи-ка, Френкель, сколько тебя сейчас? Френкель тут же посерьезнел.
— Сегодня утром, — ответил он, немного подумав, — меня было ровно двести сорок три. Знаете, месяц назад меня было самое большее двести двенадцать, но сейчас просто завал работы. Мы позарез потребовались для восстановления Длинного Коридора, где он обвалился. Вы же знаете, миста Руэлл, лучше нас в Орлане слуг нет. На втором месте идет Хэнк-рассыльный. Но его всего сотня. Или от силы сто десять. А вы, миста Джонс, никогда не видели столько одних и тех же слуг, да? — И горгулья радостно рассмеялся.
Дик отвернулся.
— Тут его и впрямь завались, — сказал Руэлл. — Точно не припомню, но что-то около сотен трех с половиной. А у Френкеля одно желание — побить свой собственный рекорд. Он себя каждое утро пересчитывает. И если кого потеряет, то потом весь день ходит как в воду опущенный. А что? Что-нибудь не так?
— По-моему, это просто неразумно, — пробормотал Дик. Потом хотел было сесть, но тут же, вспомнив, что он вроде как дома, сначала предложил стул Руэллу. — Как, к примеру, узнать, которого вы послали с поручением? Или, скажем, если вы приказали одному что-то для вас запомнить, то как потом его найти?
— Ну, Френкель все сам себе сообщает, — ответил Руэлл и уселся, изящно скрестив ноги. Руку он положил на долбак. — Потому он так и полезен. Все знает, всюду поспевает… А потом, если есть надежный слуга, к чему тратить время на поиск новых?
Дик уже в пятый или шестой раз за день услышал здесь слово «слуга».
— А почему вы в Орлане не зовете их сраками? — раздраженно поинтересовался он. — Или хотя бы рабами?
Руэлл пожал плечами.
— Милый мальчик… — Взгляд его из равнодушно-насмешливого вдруг сделался пронзительным. —
