было позволено дотрагиваться до нее, если при этом не присутствовала другая женщина.
— Прекрасно! Теперь, когда мы его немножко уменьшили, он сидит именно так, как должен, и, тем не менее, вы можете свободно продеть в него руку.
Щеки Кристины порозовели, и она порадовалась про себя тусклому освещению комнаты. Она не была уверена как относится к Годфри Фитцосберну, — по слухам, в городе у него была определенная репутация, но он, без сомнения, обладал приятной наружностью, пусть даже по возрасту годился ей в отцы. Его собственная жена, Мабель, была всего на несколько лет старше ее, хотя кумушки утверждали, что они с женой ненавидят друг друга почти так же сильно, как и Джон де Вулф и его супруга Матильда.
Кристина медленно, чтобы не обидеть, отняла у него руку.
— Он очень мил, и он мне очень нравится, — негромко произнесла она.
Фитцосберн подался вперед, чтобы потрепать ее по щеке.
— Вы должны также поблагодарить Альфреда и Гарта. Хотя придумал вещицу я, воплотили ее в металл они.
Она неохотно повернулась и кивнула двум мужчинам, которые все время следили за ней, словно коршуны.
Альфред приложил палец к пряди надо лбом.
— Всегда с радостью готов сделать вам приятное, госпожа, — сказал он очередную двусмысленность. — И, я уверен, Гарт чувствует то же самое.
Фитцосберн, уловив подтекст, бросил грозный взгляд на своих помощников, и они поспешно опустили глаза, постукивая и полируя металл, который был их жизнью.
— На улице холодно, госпожа. Не могу ли я предложить вам стакан горячего вина, перед тем как вы уйдете? — Фитцосберн кивнул головой в сторону занавешенной двери.
Девушка снова залилась краской. Она все еще не научилась отклонять нежелательные предложения своевольных и властолюбивых мужчин.
— Благодарю вас, сэр, но мне пора идти.
— Какая ерунда, госпожа Риффорд! Вечер выдался на редкость холодным, и вам нужно что-нибудь, чтобы согреться. Я не приму отказа в качестве ответа. — Фитцосберн обошел стол и снова взял ее за руку. Почти таща ее за собой, он повлек Кристину к внутренней двери.
— Мне и в самом деде пора идти! У меня назначена встреча — в соборе. — Она назвала первое место, которое пришло ей в голову.
— Я заверну этот браслет в шелковую ткань и положу его в маленькую шкатулку для вас, пока вы будете пробовать вино. Пойдемте. — На этот раз рука Фитцосберна обвилась вокруг ее стройной талии, и он буквально перенес девушку через порог в соседнюю комнату. С неохотой проходя внутрь, она успела заметить, как похотливо ухмыльнулся беззубый Альфред и облизнулся Гарт, следившие за каждым шагом своего хозяина, — на их лицах отпечаталась ревность.
Внутренняя комната представляла собой еще одну мастерскую, сейчас погруженную, в темноту, если не считать света, исходящего от полупотухшего металлического горна. Деревянная лестница у задней стены вела на второй этаж, в жилые помещения серебряных дел мастера.
Неохотно, но понимая, что зашла уже слишком далеко, чтобы отступать, Кристина позволила увлечь себя наверх. Здесь в очаге горел жаркий огонь, а зажженные свечи создавали мягкий, рассеянный свет. На длинном столе возвышалась стеклянная фляга с вином и стояли глиняные чашки. Годфри с явным нежеланием отпустил ее талию и щедрой рукой налил две порции вина, затем подошел к очагу и снял кипевший на плите чайник. Он добавил в вино горячей воды и протянул девушке чашку, слегка прикоснувшись к ней своей.
— Счастливых святок для вас, Кристина, и да понравится вам ваш прекрасный подарок! — Фитцосберн игриво подмигнул ей и протянул браслет.
Молодая женщина нехотя отпила глоток вина, не желая выказать неблагодарность в ответ на его щедрость, но хорошо ощущая интимный подтекст в его голосе.
— А разве вашей жены сегодня нет дома? — с явным намеком спросила она. — Я разговаривала с госпожой Мабель во время службы в соборе Святого Лаврентия всего лишь в прошлое воскресенье.
Грубоватые черты лица Фитцосберна исказились легкой гримасой недовольства.
— Ее нет дома, она навещает какую-то бедную больную женщину или что-то в этом роде, — коротко ответил он, после чего сменил тему. — Ваш жених Эдгар — этот счастливчик — приказал мне отдать вам браслет только после того, как он будет полностью готов, однако вы не должны надевать его до тех пор, пока он не навестит вас вместе со своим отцом в канун Рождества. — Подойдя к полке, Фитцосберн взял маленькую деревянную коробочку и положил браслет в нее, завернув в красный шелк, каким коробочка была обтянута внутри. Отдав Кристине браслет, он принялся уговаривать ее выпить еще вина и посидеть перед очагом, перед тем как выходить в холодную ночь.
Этого она уже не могла вынести и решительно покачала головой.
— Я только что слышала, как пробил колокол на соборе, и я уже должна быть там. — Опуская маленькую коробочку во внутренний карман своей накидки, она быстро придумала для себя извинения. — Я хочу помолиться в усыпальнице Святой Мэри за успех моего замужества. Я встречаюсь там со своей кузиной Мэри, — солгала она. Запахнувшись в накидку; она поблагодарила Годфри Фитцосберна за его доброту и великолепную работу, после чего повернулась, решительно спустилась вниз и прошла сквозь открытую дверь в мастерскую.
Серебряных дел мастер шел так близко к ней, что сквозь тонкую вуаль она ощущала на шее его тяжелое дыхание. Он схватил ее за локоть, якобы помогая сойти по ступенькам, и держал так до самой входной двери. И снова она всей кожей почувствовала, как ее пожирают глазами два подмастерья, но врожденный такт и хорошие манеры Кристины заставили ее все-таки пробормотать несколько слов на прощание. Альфред прошепелявил в ответ какие-то слова, которых она не разобрала, а Гарт ограничился свистящими и хлюпающими звуками, произнесенными сквозь зубы.
Фитцосберн распахнул тяжелую дверь и пропустил ее вперед, в последний раз обняв за талию. Вырвавшись из его объятий, молодая женщина накинула на голову островерхий капюшон и благодарно заспешила, вниз по Мартин-лейн в сторону соборного придела, на свое вымышленное свидание.
Джон де Вулф открыл входную дверь собственного дома, которая практически никогда не запиралась, поскольку в доме, как правило, все время кто-то находился. Матильду обычно можно было найти в ее светелке наверху за вышивкой или же в главном зале, сплетничающей с приятельницами у огня. Если же она уходила куда-то, то где-нибудь в доме или на заднем дворе, где готовили пищу, стирали или варили пиво, непременно находилась либо Мэри, упитанная и жизнерадостная экономка-повариха, либо ядовитая Люсиль, служанка его супруги.
Уставший после целого дня, проведенного в седле, коронер с трудом выпутался из своей тяжелой накидки и повесил ее на деревянный гвоздь в вестибюле. Прямо перед ним тянулся проход на задний двор, а справа находилась дверь, ведущая во внутренние покои, в зал — высокий мрачный склеп, деревянные стены которого, до самых закопченных потолочных балок, были увешаны знаменами и гобеленами. Он заглянул внутрь и увидел, что в гигантском очаге горит небольшой огонь, но скамьи и стулья вокруг него пустовали. На длинном столе также не было ни посуды, ни еды, ни питья.
— Чертовски теплый прием для мужчины, который провел целый день в седле, — пробормотал он про себя, хотя на самом деле он был даже рад тому, что его вечно хмурая жена отсутствовала и не могла начать изводить его своими придирками. Он устало прошагал на задний двор и нашел там Мэри, сидевшую в пристройке, которая служила ей и кухней, и местом, где она спала. При свете очага она ощипывала курицу, а его старая гончая по кличке Брут примостилась у ее ног, виляя хвостом. Мэри подпрыгнула от удивления, отложила в сторону курицу и стряхнула перья со своего фартука.
— Мастер Джон, я не слыхала, как вы вошли. Мы не ждали вас сегодня вечером.
Мэри была симпатичной женщиной примерно тридцати лет, умелой и энергичной работницей с трезвым взглядом на жизнь. Она была незаконнорожденной дочерью простой саксонской женщины и норманнского сквайра, и Джон спал с ней несколько раз в прошлом. Оба они испытывали искреннюю симпатию друг к другу, но теперь Мэри держала его на расстоянии, поскольку подозревала, что ее главный недруг Люсиль пытается нашептывать на ухо жене Джона всякие гнусности о ней.
