передал ее аптекарю, который с безразличием уставился на нее.
— Здесь все просто. В ней находится смесь лекарственных трав, применяемых для борьбы с воспалением, — объявил он.
Гвин состроил ему свирепую гримасу, отчего его рыжие брови сдвинулись к столь же рыжим усам.
— Откуда вы знаете, вы ведь даже не открывали ее?
Несмотря на свои душевные страдания, лекарь не смог отказать себе в удовольствии высокомерно усмехнуться.
— Потому что так указано на крышке — видите? — Он показал на какой-то непонятный символ. — И мне следовало бы знать, что находится внутри, еще и потому, что я только вчера вручил эту коробочку Фитцосберну.
Воцарилась тишина.
— Вы вчера дали эту коробочку ему? — медленно переспросил Джон.
— Да, конечно. Он пришел ко мне вчера после обеда, ближе к вечеру, жалуясь на боли в горле и лихорадку. Я осмотрел его и обнаружил, что свежий порез на шее загноился. Я промыл ранку и смазал ее мазью, а потом дал ему эти травы с наказом принимать три раза в день, чтобы предотвратить сепсис.
— Вы сами дали ему лекарство?
Николас кивнул.
— Разумеется. Я взял его отсюда. — Он обернулся и вытащил выдвижной деревянный ящик из двойного ряда углублений, шедших вдоль стены за прилавком. Когда он показал им содержимое ящичка, они увидели, что он полон того же самого коричневого порошка, что и маленькая коробочка.
— Был ли Эдгар в магазине в тот момент, когда приходил Фитцосберн? — строго спросил Джон.
Аптекарю явно стало не по себе.
— Был, но он повернулся спиной к серебряных дел мастеру и забился в угол аптеки, делая вид, что занят чем-то.
— Получается, он не имел никакого касательства к назначению лечения?
— Ни малейшего! По вполне понятным причинам он старался держаться подальше.
Джон переварил эту информацию.
— Вы не оставляли их здесь вдвоем на какое-то время?
Аптекарь размышлял несколько мгновений.
— Только когда мне пришлось выйти в кладовку за аптекой, чтобы взять несколько таких вот коробочек, потому что здесь, в лавке, не осталось ни одной.
— Долго вы отсутствовали?
— Всего несколько минут — и еще мне пришлось принести таз с горячей водой, который грелся на плите в хижине на заднем дворе, чтобы промыть Фитцосберну рану.
Еще несколько вопросов не принесли ничего существенного, и Джону пришлось довольствоваться тем, что он уже узнал. Вновь подчеркнув необходимость исследовать еду и вино, они отправились в Рогмонт.
Прежде чем войти на территорию замка, коронер отдал своему помощнику последнее распоряжение:
— Я хочу еще раз допросить Бородатую Люси. Я чувствую, что ей известно что-то еще, помимо того, в чем она призналась нам на прошлой неделе.
Гвин шумно откашлялся и сплюнул на тротуар.
— Может, мне немножко убедить ее? — с надеждой поинтересовался он, почесывай брюхо.
— Только голосом, понял? Я не хочу, чтобы ты разорвал ее пополам или сделал что-нибудь в этом роде. Возьми с собой То. маса, на случай, если ты перепугаешь ее до смерти. Тогда он хотя бы сможет отпустить ей грехи и успокоить душу. Но сначала получи от нее сведения!
Он зашагал прочь через внутренний двор замка, и мантия развевалась у него за плечами, подобно крыльям огромного ворона.
Когда Джон появился в покоях Ричарда де Ревелля, совещание длилось уже некоторое время, впрочем, эта часть его не касалась, поскольку обсуждались административные вопросы управления графством и сбор налогов и податей. Когда он проскользнул на свободную скамью, они все еще дискутировали по поводу Станнери Таунз, полуавтономных общин, разбросанных по окраинам Дартмура, где шахтеры оловянных рудников обладали древними правами, включая собственные суды, и вместе с шахтерами Корнуолла даже неким подобием парламента.
Все это не имело никакого отношения к коронеру, поскольку его юрисдикция носила универсальный характер. Он воспользовался представившейся возможностью и принялся изучать большую группу людей, собравшихся на встречу с Хьюбертом Уолтером, который сидел во главе составленных в квадрат столов, с шерифом по правую руку. Слева расположился Джон де Алекон, поскольку епископ доверил проведение подобных светских мероприятий своим заместителям. Оставшиеся человек тридцать были, в основном, бароны и судейские из западных графств, а также бродячие артисты, странствующие вместе с Главным юстициарием.
На худощавом загорелом лице Хьюберта отражался неподдельный интерес, с которым он следил за беседой. Его власть объяснялась, главным образом, тем, что он держал под постоянным контролем любой мало-мальски важный вопрос, обладал здесь исчерпывающими знаниями и мог разрешить любую административную неувязку, нередко возникавшую в результате весьма сложного управления Англией и Нормандией. Сегодня на Хьюберте не было вычурных церковных или военных нарядов, он оделся в простую светло-коричневую накидку поверх льняной туники кремового цвета. Голова его оставалась непокрытой, в отличие от множества других участников совещания, сидевших в кричащих нарядах и в ярких разноцветных головных уборах.
Постепенно беседа перешла к вопросу, который в течение вот уже почти трех месяцев служил источником трений между Джоном и его шурином. Главный юстициарий был прекрасно осведомлен об этом, потому что оба, и коронер, и шериф жаловались на взаимные нарушения своей юрисдикции, когда Хьюберт навещал Эксетер в октябре, а шериф снова поднял этот вопрос, представляя свой последний отчет о сборе налогов в Вестминстер.
Хьюберт Уолтер взял в руки свиток плотной писчей бумаги, на которой один из его клерков написал некоторые заметки — нечто вроде меморандума.
— Похоже, проблема заключается в следующем, — подвел он черту с той ясностью, которая позволила ему подняться на высшую ступеньку иерархической лестницы в этой стране. — Шерифу с давних пор было вверено поддержание мира в этом графстве именем короля, что в старые времена — еще до того, как из Нормандии пришел Вильям, — включало суд и наказание виновных. Все согласны с этим?
Со всех сторон закивали, а по губам Ричарда де Ревелля скользнула усмешка — он наверняка решил, что его дело уже выиграно.
— Но наш покойный король Генрих разочаровался в честности многих шерифов — вспомните инквизицию шерифов на шестнадцатом году era правления, когда все они были уволены за взятки.
На этот раз настал черед Джона улыбнуться, тогда как шериф недовольно нахмурился. Хьюберт продолжал свой монолог:
— Затем, после выездной сессии суда присяжных Кларендона и Нортхэмптона, он постановил, что один раз в несколько месяцев королевские судьи обязаны приезжать в каждое графство и рассматривать вместо суда шерифа те дела, которые являются преступлением против короны, а не заниматься мелкими местными правонарушениями. — Он предупреждающе поднял руку. — Я знаю, что вы можете возразить, будто эти выездные сессии проводятся нерегулярно, что они не соблюдают графика, особенно в последнее время. Но судей мало, а расстояния велики.
Он сделал паузу, чтобы отпить вина, разбавленного водой, из стакана, который стоял перед ним.
— Во всяком случае, так гласит закон, хотя я знаю, что по всей Англии шерифы по-прежнему ведут судопроизводство по уголовным делам против короны, чего они не должны делать.
В этот момент подал голос один из баронов Восточной Англии, член Королевского суда:
— Это все седая старина, архиепископ. Какое она имеет отношение к новым коронерам?
