— Библиотека на верхнем этаже. Если у нас есть два или больше экземпляров, книгу можно взять с собой, — сказала она, уже делая пометки в журнале на столе.
— А где студенческий союз?
Точка посмотрела на него, приподняв бровь:
— Хотите нанести визит чудакам, да? У вас в пакете есть карта территории, но это почти напротив. Там можно много узнать о грогах, но я бы на вашем месте была осторожна, чтобы они вас не уговорили добывать им всякие штуки за деньги.
— Всякие штуки?
— Ну вещи, артефакты. Одежду Жнецов, записи из курианской зоны. За живых пленников дают большие деньги, но если это полицай, то должен быть офицером. Их самая заветная мечта — поймать целого, живого Жнеца. У них был один, но сбежал. Ле Авре закроет глаза, если вы что-нибудь стащите, но не пытайтесь набросить на Жнеца аркан, капитан, скорей всего, сам вас пристрелит.
— Спасибо за предупреждение, Точка. Почему-то мне кажется, я еще буду отдавать тебе честь.
Комплимент ей понравился.
— Если нужна будет помощь, я здесь каждый день. Живу в старом общежитии.
Валентайн вышел из здания, миновав охранников, которые только что закончили веселиться и обсуждали теперь потрепанную копию «Войны и Общества».
На здании было выбито: «Студенческий союз Л. А. Дэвиса» и год — 1952, но сверху кто-то повесил деревянную доску с надписью: «Университет Мискатоник». Валентайн вошел в неосвещенное вонючее здание. На лестнице висели табличка: «Только по записи» и еще одна доска для объявлений, когда-то явно имевшая стекло. На ней было написано: «Выручка за добычу. Просьба звонить». Валентайн поднялся по лестнице.
На втором этаже располагалось множество комнат, некоторые без дверей, а некоторые с затемненными окнами. Откуда-то, как в доме с привидениями, доносился странный стук. Волк пошел на звук и обнаружил, что это пишущая машинка. Она стояла в центральном офисе, на загруженном столе, с которого свисали прикрепленные на булавках карты и рисунки с изображением грогов.
Под яркой электрической лампой очень полный и очень волосатый человек печатал на машинке двумя пальцами. Из-за массы волос на голове и лице его возраст было трудно определить, но Валентайн подумал, что мужчина приближается к сорока, поскольку виски и подбородок незнакомца только начали отливать сединой. На носу человека-горы были большие очки в оправе из черепахового панциря, которые, вполне возможно, изначально были женскими. Обнаженная грудь, которой не постеснялся бы гризли, виднелась из-под джинсовой куртки без рукавов.
Валентайн постучал о косяк двери.
— Здрасте, могу помочь? — спросил человек довольно дружелюбно.
— Думаю, это я должен вам помогать, — ответил Валентайн. — Вы один из тех, кто изучает куриан?
— Да, только я иногда думаю, что «изучение» — не совсем подходящее слово. Мы, скорее, вроде шаманов, которые пытаются объяснить, почему извергается вулкан, и иногда бросают туда девственницу, чтобы посмотреть — вдруг поможет. Кажется, мы раньше ставили на наши бумаги штамп Научное Общество Систематического Изучения Куриан, в основном потому, что это можно было прочесть как НОСИК, типа, суем свой нос… Ну, кто мы есть, те и есть.
Валентайн вошел в офис, пробираясь к ученому между столами и стопками папок на полу. Когда бородач встал из-за стола, чтобы пожать Валентайну руку, Волк заметил, что его брюки спущены.
— Ой, простите, — пробормотал он. Сказать, покраснел ли он, было невозможно из-за бороды. — Жарко здесь, знаете ли. Клянусь, что эта лампочка выделяет больше тепла, чем света, — добавил он, поднимая штаны на их обычное место.
— Дэвид Валентайн, Волк. Я из Миннесоты. Рад встрече, — сказал Валентайн, пожимая волосатую лапу.
— Дэвид Уокер О’Коннор. Я родом из Индианаполиса. Сбежал из дома в нежном возрасте тринадцати лет. Сюда привезли просто потому, что я знал о ситуации в Индиане, более-менее. Ну, я и остался. Я слышал, вы взяли Жнеца недалеко от Вининга около года назад. Что у вас теперь есть для нас?
— Мне с вами говорить? Это насчет ощущения, которое у меня появилось, когда Жнец был рядом. Пару недель назад. Кот по имени Эвереди посчитал, что это важно и я должен рассказать вам.
О’Коннор почесал подбородок под густой бородой в форме лопаты.
— Пойдемте-ка в подвал. Мне надо отдохнуть и выпить. Медовуху любите?
— Да, спасибо, было бы здорово. Я пробовал раз или два.
Ученый взял тетрадь и повел гостя прочь из джунглей душного офиса. Они спустились в подвал. В основании лестницы была дверь с решетчатым окном, как в ломбарде. О’Коннор вытащил связку ключей и выбрал один. Дверь открылась, скрипнув на ржавых петлях.
Щелкнув выключателем, О’Коннор включил единственную лампочку. Ее жалкие сорок ватт почти не разогнали мрак и никак не помогли избежать мускусного запаха, исходящего от кип одежды, сундуков, разнообразных коробок и ящиков, наполненных артефактами.
— Многое из этого хлам, но все вместе помогает разобраться, — важно начал толстяк.
Что-то шевельнулось в тени, пластинчатая кожа, нечеловеческие глаза, смотрящие на них с морды горгульи. Валентайн дернулся и потянулся к отсутствующему оружию.
О’Коннор положил ладонь на его плечо.
— Спокойно, Валентайн. Это Гришнак. Как видишь, он грог. Его нашли после сражения, был очень тяжело ранен. Мы его зашили, кормили. Он вроде нашего талисмана. Он терпит все наши маленькие эксперименты, правда, Гриш? — спросил он, нежно пихнув существо.
Грог наклонил голову, прикрыв глаза.
— Он говорит? — спросил Валентайн, погладив твердую, как рог, кожу.
— Обходится парой осмысленных ворчаний. Он вроде поджигателя — с ним нельзя оставить спички или фонарь. Обожает смотреть, как что-нибудь горит. Насколько мы знаем, им всем нравится. Питается объедками. Думает, что кукурузные кочерыжки — это деликатес. И картофельные очистки тоже любит. Хочешь медовухи, Гриш?
Валентайн смотрел на полдюжины плохо залеченных пулевых ранений на ноге существа и внизу его живота. Длинный ножевой шрам тянулся через плечо к груди. Грог высунул язык.
— Гриш любит медовуху. Давай присядем.
Валентайн прислушивался к легким шорохам пустого здания.
— В институте есть кто-нибудь еще, кроме вас?
Ящик, полный льда, стоял рядом с раковиной, а карточный столик — под явно недостаточно яркой лампой. На полках было несколько тарелок и чашек.
О’Коннор вытащил три бутылки из поцарапанного пластикового ящика, стоящего на леднике.
— Есть еще один товарищ вроде меня, исследователь, у него рабочие часы еще страннее. Еще есть пара желающих стать студентами, но им надо зарабатывать на жизнь, так что они целыми днями работают.
Грог вытянул обе руки за сладким напитком и побрел в темноту со своей чашкой.
— Ну и хорошо. Он свинячит, когда из чашки пьет.
Я думаю, Гришнак довольно глуп, даже для грога.
У них есть язык, хотя и нет письменности. Они посылают нечто вроде рунических камней в полых костях, когда надо общаться на расстоянии. А бусинки в их волосах — что-то типа военного украшения. Или семейные талисманы. Но вернемся к институту. Наш старший сейчас рядом с Домом в Горе. Не знаю, слышал ли ты, но пять или шесть Жнецов бегают на свободе на севере, почти рядом со Свободной Территорией, и это, вообще-то, проблема. Они передвигаются быстрее, чем слухи о них, и каждый раз, когда кажется, что их загнали в угол, они исчезают. Да и погода там, на севере, плохая. Это еще больше все осложняет.
Он торжественно открыл свою тетрадь и лизнул кончик карандаша.
— О’кей, Валентайн, я тебя слушаю.
Валентайн рассказал о том, что произошло при переправе через Миссисипи, во второй раз за два дня.
О’Коннор записывал.
