Тангэ добавил: — Разве я могу так легкомысленно передать в руки врага результаты самоотверженной патриотической деятельности подпоручика Угаи на протяжении семнадцати лет?
— Какие результаты?
— Я имею в виду точнейшую информацию о ходе гражданской войны в Лаосе. Подпоручик Угаи до мозга костей японский военный. Его интересовало не только проникновение в Лаос коммунистического Китая и Советского Союза, но и секреты американской армии, а с ней нас объединяет борьба с коммунистами. Вам непонятно? В такое время — это для бывших японских офицеров аксиома — надо отчётливо представлять себе, какой должна быть наша новая армия. Подпоручик Угаи тут может во многом помочь. Не потому ли он нелегально вернулся на родину под вымышленным именем?
— Значит, этот человек — шпион-двойник? Если Фукуо Омура — подпоручик Угаи, то это прямо противоположно утверждению надзирателя Соратани. И он вовсе не шпион китайских коммунистов, намеревающийся установить контакт с коммунистами в Японии, а, наоборот, их враг.
— Да, но заметьте, — покраснел от злости Тангэ, — хоть он и был шпионом-двойником, он патриот.
Куросима не ответил. Ему показалось, что Тангэ увиливает от прямого разговора о Фусако. Что за фрукт этот Тангэ? И кого он корчил из себя, когда, напялив мундир, сверкая золотом аксельбантов, отдавал команды Фукуо Омуре?
— А о чём с вами говорила Фусако Омура? — вернулся он к начатому разговору.
— Ты-то знаешь смысл японской фразы, которую сболтнул тот человек? Вряд ли. Ну, а она во что бы то ни стало хотела это у меня выведать. Прикинулась простушкой и говорит если, мол, я смогу убедиться, что те загадочные слова подтверждают правильность вашего заключения, что это подпоручик Угаи, тогда я поверю, что он мне не брат.
— Какие слова? «Виднеется жар…»
— Ей я, конечно, ничего не стал говорить, — вместо ответа сказал Тангэ.
— Но ты ведь мне поможешь?
— А вы сомневаетесь? — как бы стараясь рассеять это недоверие, ответил Куросима.
— Да нет, начальник отделения сказал, что он дал тебе указание помогать мне. Так вот…
Тангэ неуклюже поднялся и подошёл к карте Азии. Девица с нездоровым лицом тут же принесла ему бамбуковую указку. Тангэ очертил указкой кружок на том месте, где был обозначен Индокитайский полуостров.
Его движения были исполнены самоуверенности. Затаив дыхание, Куросима с интересом следил за указкой. Хотя Тангэ и заручился солидными рекомендациями, они его не очень связывали. Начальник отделения только предупредил Куросиму, чтобы он был поосторожней. Описав круг, указка Тангэ, словно ястреб, вцепившийся в добычу, воткнулась в какую-то точку на карте.
— Вот здесь!
— Это что, северо-восточнее главного города Лаоса Вьентьяна? — спросил Куросима.
— Да. На карте она не обозначена, но северо-восточнее Вьентьяна проходит дорога номер тринадцать. В двадцати километрах от города Луанг-Прабанг есть пункт Сарапукан, где дорога номер тринадцать пересекается с дорогой номер семь. Если двигаться по дороге номер семь восточнее Северного Вьетнама, то попадёшь в Синг-Куанг. Как раз на середине пути между Вьетнамом и Синг-Куангом, вот здесь, в самых горах… — Тангэ отнял указку и снова ткнул ею в эту точку. — Называется это место Plaine des jarres. Французское название. Я там часто проезжал в начале войны и хорошо знаю эти места. Куросима молчал.
— Сорок лет назад один французский археолог нашёл здесь кувшины — jarres — эпохи неолита. И место стало называться Plaine des jarres, то есть Долиной кувшинов.
— «Виднеется жар»… Значит, он недавно проходил через эти места и во сне проговорился?
— Точно. Хоть ты и возишься с иностранцами, но в международной обстановке, видно, не очень разбираешься. Так вот что я тебе скажу. В Долине кувшинов сейчас база прокоммунистического Патет-Лао и главаря мятежной армии капитана Конг Ле, связанного с Объединённым фронтом.
— Верно, — сказал Куросима. Однако его недоверие к Ундзо Тангэ всё усиливалось. «Дай-ка я позлю его», — подумал он и продолжал: — Положим, в Долине кувшинов действительно происходит концентрация коммунистических сил. Но если даже Омура побывал в этих местах, служит ли это доказательством, что он и есть подпоручик Угаи?
— Я посылал подпоручика Угаи и знаю, что говорю, — взмахнув указкой, отрубил Тангэ.
Зазвонил телефон. Мужчина с усиками снял трубку и позвал:
— Господин директор! Господин директор! Вас к телефону.
В этой странной и загадочной комнате, казалось, было только два живых существа — Ундзо Тангэ и телефон.
Не обращая внимания на мужчину с усиками, Тангэ почти выкрикнул:
— Ясно вам? Я дал указание: если во время пребывания в районе верхнего течения Меконга произойдут серьёзные перемены, передвинутся ниже на юг — в Долину кувшинов. Оттуда легче выбраться…
3
Провожаемый прищуренным взглядом подслеповатого красноглазого старика из бюро пропусков, Куросима вышел из здания. У него вдруг мелькнула одна мысль, и он невольно пробормотал: «Погоди, погоди!» Пересекая трамвайную линию, переходя мост через Камакуру и идя дальше по улице, он всё думал и думал.
В ушах снова зазвучали две фразы, которые произнёс тогда Омура: «Виднеется жар» и «Пожалуйста, оставьте меня одного!» Он говорил, конечно, в бреду, но, несомненно, в этих словах был и реальный смысл: он проговорился о том, что до сих пор скрывал. Может быть, он хотел сказать: «Мне надоело подлаживаться к вам. Хватит надо мной издеваться! Дайте мне свободно вздохнуть!»? Такое истолкование напрашивалось. Но всё ли им исчерпывается?
«Впрочем, если связать обе неясные фразы воедино, общий смысл становится не таким уж неясным. Если то, что рассказал Ундзо Тангэ, не выдумка, Омуре приходится скрывать не только знание японского, но и кое-что поважнее. Ну, а в бреду у него прорвалось…
На секунду Куросиме показалось, что яркое летнее солнце вдруг заволокло тучами. Его охватил озноб.
Фукуо Омура в самый разгар гражданской войны в Лаосе пробирался через Долину кувшинов?.. А что, если в это время он стал свидетелем какой-нибудь страшной трагедии?.. Вполне возможно.
Неважно, кто он: военный разведчик из школы Накано, бежавший из Бирмы японский солдат или тайванец, проживавший где-нибудь в глуши Таиланда. Может, оттого он так странно и держится, что был чем-то сильно потрясён?
Источником скверного самочувствия Куросимы была не только эта мысль. Солнце клонилось к закату, и на мостовую падали косые, неровные тени зданий и тени проезжавших машин. Он взглянул на ручные часы. Было время, когда служащие учреждений и фирм спешили домой. В его сознании возникла фигура торопившейся девушки, которая так притягивала его к себе. Ирония судьбы! Именно она, вызывавшая в нём чувство, похожее на любовь, вызывала и наибольшее подозрение.
Он ускорил шаг и через несколько минут спустился на станцию метро Отэмати. Поезд на Икэбукуро подошёл тут же. Перед уходом из лагеря Куросима подробно изучил свой маршрут по карте. На линии Маруноути он был впервые, поэтому и название станции Синоцука звучало для него необычно. Дом, в котором жила Фусако Омура, находился в, переулке за больницей, недалеко от станции Синоцука.
Его всё больше охватывала радость, словно он впервые направлялся в дом возлюбленной, но и мучила мысль, что кто-то решил сыграть с ним злую шутку. С таким двойственным чувством он начал плутать по переулкам, отыскивая дом Фусако.
Рядом с почтовым отделением стоял ветхий, заляпанный извёсткой двухэтажный деревянный дом.
