обыкновенный испуг. — Ты меня что, одну здесь бросишь?
Ицковичу очень понравилась и интонация, с которой это было сказано, и угадываемый за словами подтекст.
— Ну, что ты! — Олег положил ладонь на ее руку и с замиранием сердца констатировал, — тонкие белые пальцы остались на месте.
«Возможно…»
— Что тебе заказать? Кофе?
— Не знаю. Может быть, чай? Сердце что-то колотится… — Таня была, как будто, не уверена, чего ей хочется.
— Значит коньяк! — сказал Олег и повернувшись к подошедшему в ожидании заказа кельнеру. — Две рюмки коньяка. У вас есть коньяк?
— У нас есть коньяк, — почти неприязненно ответил кельнер, и ушел, что-то бормоча под нос.
— Что ты делаешь в Праге? — «Ну, должен же он ее об этом спросить!»
— Поехала на новогодние каникулы, а приехала… — Татьяна не закончила мысль.
— А ты?
«Мило…»
— Я, видишь ли, теперь торговый агент фирмы «Сименс и Шукерт», — объяснил Олег, которому не хотелось пока посвящать Татьяну в свои непростые «подробности». — Начальство требует утрясти некоторые взаимные противоречия с господином Шкодой. То есть, не с ним самим, разумеется. Это не мой уровень, как ты понимаешь. А с его директорами…. А где ты живешь?
— А почему ты спрашиваешь?
Странный какой-то разговор. Вроде бы и рада встрече, но в то же время, как девушка, понимаешь…
Впрочем, она сейчас и не та женщина, и вообще: неизвестно кто…
«Черт!»
— Таня, — тихо произнес взявший уже себя в руки Олег. — Я страшно рад тебя встретить. Ты даже не представляешь, насколько рад. И я тебя теперь не отпущу. — Он специально сделал паузу, чтобы женщина вполне оценила смысл сказанного, и прямой, и переносный. — Но мне надо отлучиться. Всего на пару часов! — Поспешил он успокоить насторожившуюся Татьяну. — И я хочу быть уверен, что, закончив свои дела, найду тебя там, где ты будешь. Я просто не знаю, что со мной случится, если ты исчезнешь.
Вообще-то, судя по всему, они оба исчезли, и не только относительно друг друга, но и относительно всех прочих — почти всех — современников. На самом деле, следовало удивляться именно тому, что они здесь встретились. Вероятность данного события, даже если оба они одновременно перешли из своего — в это время, стремительно уходила за абсолютный ноль, но вот она — Таня Драгунова, москвичка, которую Ицкович в последний раз видел в Питере летом 2009, — сидит перед ним в любимой каварне Кафки, в зимней Праге 1936 года. И коли так, то человеческая психология, которая на дух не переносит сложнозакрученных философских вопросов, подбрасывает знакомые формы поведения, удобные как домашние разношенные туфли.
— Я просто не знаю, что со мной будет, если ты теперь исчезнешь.
— Я тоже, — тихо-тихо, почти неслышно произносит она, но Олег слышит, и сердце получает новую дозу и начинает танцевать джигу, и мышцы требуют движения…
— Кажется, дождь собирается. — Взглянув на небо, сказала Татьяна.
Они вышли из подземного перехода метро «Площадь Ильича» и остановились на мгновение, словно решая, куда идти дальше. Решала, конечно, Таня, а Олег был лишь «иностранный турист».
— Разойдется, — улыбнулся Олег, мельком глянув на небо. — А у вас здорово получилось изобразить Пятачка!
— Да… — как-то странно выдохнула Татьяна, — Татьяна Драгунова, изображающая Пятачка, которого озвучивала Ия Савина в образе Беллы Ахмадулиной.
— «Девушка, я вас где-то видел, вы в мультфильмах не снимались?»
«Во как! Получил? — в смущении подумал Олег — «Поосторожней с комплиментами, друг», а вслух сказал:
— Я где-то читал, что Вини Пуха рисовали с Евгения Леонова и озвучивал тоже он.
— Да… — Татьяна не стала развивать тему, а перешла к экскурсии:
— Если помните, был такой фильм «Застава Ильича» начала 60-х там еще Ахмадуллина стихи в Политехническом читала:
…
…
— Не припомню, — покачал головой Олег, завороженный то ли самими стихами, то ли тем, кто и как их ему прочел. — Вы… Если я скажу, что вы замечательно читаете стихи, вы опять обидитесь?
— А я и не обижалась… — и улыбка на губах… и иди, знай, что эта улыбка должна означать?
… И поводила все плечами, — повторил по памяти Олег. — На самом деле, никакой предопределенности не существует. Только вероятности, так что могло ведь и так случится. — Они обогнули желтое здание торгового центра с едальней «Елки-палки» и Татьяна, остановившись, продолжила «экскурсию»:
— Наверное вы знаете, что при Елизавете Петровне вокруг Москвы начали строить Камер- Коллежский вал с заставами на основных дорогах. Собственно сейчас мы и находимся на одной из них Рогожской. Линия вала проходила перпендикулярно Владимировскому тракту — это Шоссе Энтузиастов — Татьяна показала направление рукой — самая длинная дорого в мире: Нижний Новгород, Урал, Сибирь, Сахалин — этапы… Справа и слева были валы: там Рогожский — улица сейчас так и называется, а слева Золоторожский, впрочем, и эта улица также называется, она там, за железной дорогой.
Они подошли к памятнику Ленину, и Таня кивнула на него, но как-то так, что простое это движение вызвало у Олега отнюдь не простую реакцию:
— Вот к столетию поставили, в год моего рождения… Так что мы с ним одногодки…
— С Лениным? Вы великолепно сохранились! — засмеялся Олег.
— Как памятник из бронзы! — улыбнулась Татьяна.
«Столетие было… в семьдесят первом… значит, ей … ммм…тридцать шесть?»
— Я как-то задумалась, — продолжала между тем рассказывать Таня. — А чего, собственно, этот памятник сюда воткнули? Забавная цепочка связей выяснилась: в 1919 Владимировку переименовали в шоссе Энтузиастов в честь революционеров и политических заключённых, которых отправлял в ссылку «царский режим» и следовали они туда по этой дороге. В 1923 переименовывали и Воронью улицу в Тулинскую…
— Наверное, не в честь Тулы? — Усмехнулся Олег.
