достопримечательности района, который, как заметила «товарищ гид», обычно редко становится объектом официальных экскурсий. Дождь так и не начался, погода была более чем приличной, — во всяком случае, на вкус Олега — и они шли неторопливо по одной Татьяне известному маршруту, и она рассказывала о том что они «перед собой видят», временами сбиваясь на совершенно уже лекционный тон, и старательно избегая обращения к Олегу на «ты», но и «вы» не употребляя тоже.
После очередного поворота, с угла улицы открылся вид на старинный монастырь и памятник перед ним.
— Это Памятник Рублеву. — Сказала Таня. — Кто такой Рублев объяснять надо? — Улыбка. — Ну и славно. А памятник здесь — в отличие от Ленина — по месту. Рублев был похоронен в этом самом монастыре. Мало кто знает, но здесь… вон видите купол — это Спасский собор, самое старое здание в Москве.
— Вот как? — Удивился Олег. — Самое старое?
— Да, даже в Кремле все постройки более поздние. Разве что фундаменты…
— А Рублев собор расписывал? — Спросил Олег, помнивший эту историю только по фильму Тарковского.
— Да, — кивнула Таня. — Но ничего не осталось, хотя сейчас здесь действующий музей Рублева — экспозиция икон…
— Нет, в музей не пойдем, — ответила она на немой вопрос Ицковича, которому, если честно, ни в какой музей сейчас совершенно не хотелось. — Это долго, а нам еще здесь есть что посмотреть.
По-прежнему не ускоряя шаг, они прошли вокруг белокаменной стены, и вышли к крутому скату — монастырь, как выяснилось, стоял на берегу: внизу текло что-то грязно-непонятное, зажатое между двух асфальтированных дорог.
— Это Яуза. — Ответила на недоуменный вопрос Олега Татьяна.
— Это?! — Ужаснулся Ицкович. — А как же «Плыла, качалась лодочка по Яузе-реке»? Я же помню! Там в фильме вполне приличная река была!
— В каком фильме? — Теперь, кажется, он умудрился удивить познаниями и своего гида.
— Верные друзья, по-моему. А ведь фильм знаменитый, и сценарий Галича…
— Ну что ж, — снова улыбнулась Татьяна, а улыбалась она, надо отметить, очень хорошо. — Придется фильм разыскать и посмотреть, а то непорядок: даже эмигранты знают, а я не видела. А это кстати Андро́ников монастырь — бывший мужской, основан он в 1357 году митрополитом Алексием как митрополичий, и назван по имени первого игумена — Андроника, ученика Сергия Радонежского. Помните «Прощу»? Вот с Андроником Сергий там и прощался. А монастырь после революции, как и следовало ожидать, закрыли, и до 1922 года здесь был, между прочим, один из первых лагерей ВЧК для офицеров и политических противников власти. Ну, а потом здесь еще была колония для беспризорников. Типа, как у Макаренко. Такая вот история…
— Мост видите? — Резко сменила она тему.
— Да, — усмехнулся Олег и решил, что уже может позволить себе третью сигарету за день. Спросил разрешения:
— Не помешает?
— Нет, — отмахнулась Татьяна. — Так вот мост. Не поверите — но это первый цельнокаменный железнодорожный мост в России. Сделан по технологии древних римлян: без единой металлической или бетонной балки — арочная конструкция… И, представьте, до сих пор работает! Пойдемте дальше…
Они обошли вокруг стен монастыря, и им открылся вид на красивый выкрашенный в голубой цвет собор.
— Храм Сергия Радонежского, но туда мы не пойдем…
Ожидая пока включится зеленый сигнал на переходе, Олег инстинктивно взял Татьяну за руку, как берет за руку ребенка отец, — просто чтобы обеспечить безопасность… Татьяна руку резко высвободила, но тут же спохватилась:
— Извините…
«Оп-па! — Подумал Олег, с удивлением, переходящим в растерянность. — Кто же это так обидел нашу Таню, что она и прикасаться к себе не позволяет? Или это ее на психотренингах накачали? Что-нибудь типа «Антикарнеги» — «Как не допустить, чтобы люди манипулировали вами»? — тогда все еще печальнее…»
Между тем они перешли дорогу, и вышли в начало широкой улицы.
— Это Тележная, она же Школьная — обратите внимание какая широкая — она всегда такой была, — чтобы четыре телеги в ряд помещались, и проход еще оставался. Рогожская слобода это ведь ямщики, обслуживавшие Владимировку. Здесь и ремонт, и запасы фуража — сенные склады на задних дворах — отсюда и пожары. Последний сильный случился где-то в 1870 — горело три дня, выгорела вся слобода, город-то по сути весь деревянный был. Потом тут хотели второй Арбат организовать, в конце восьмидесятых — улицу пешеходной сделали, но … перестройка-перестрелка-кризис… В общем такой вот результат…
Кусочки выложенных булыжником тротуаров, чугунные и каменные столбики коновязей… Широкие дубовые ворота в арках домов…
— Симпатично…
— Да, тут раньше трамвайная линия проходила, была даже идея конку пустить как туристический аттракцион…
Они прошли до конца улицы. Олег глянул на часы — вот черт: два часа — как одна минута прошла.
— Ну что перекусим — чайку попьем? — предложил он.
— Мы еще и полмаршрута не сделали, — улыбнулась Татьяна.
— Да нет, наверное, хватит на сегодня… — сказал Олег, прикидывая, что нужно еще проводить Татьяну и возвращаться на другой конец города, но Татьяна довольно твердо на предложение проводить ответила: «Не стоит».
«Мда»…
Они сидели в кафе, и пили, — как это ни странно, — кофе. Уже по третьей чашке…
Олег, правда, под коньячок, и когда заказывал третий, Татьяна явно неодобрительно покосилась, но промолчала естественно. Кто он ей, чтобы высказываться на этот счет?
На подвешенной плазменной панели телевизора крутили какой-то сборный концерт, типа: «звезды восьмидесятых»
— А… — начал было Олег.
— Послушаем, — прервала его Татьяна, и он посмотрел на экран, там как раз появилась женщина с известной стрижкой «Паж» и запела:
Дослушали молча, тем более что Ицковичу эта мелодия тоже нравилась.
— С детства люблю Мирей, — сказала Таня.
— Я не понимаю французского, но вроде она и не по-французски пела?
— По-немецки, но со страшным акцентом — улыбнулась Таня.
— Ты говоришь по-немецки?
— Практически нет. Читаю, понимаю если не быстро говорят. Это второй язык в университете был, если еще латынь не считать… — глаза Тани заискрились. Очевидно, что-то веселое вспомнила.
— По-немецки я тоже не понимаю, о чем Танго? — Спросил Олег. — Нет, я понимаю, о любви, разумеется, но хотелось бы подробностей.
Таня негромко напела:
