Анн был с Изидором, когда от Бастарда Орлеанского явился посланец, чтобы указать ему место для постоя. Несмотря на протесты своего товарища, желавшего остаться не с рыцарями, а с основной частью армии, Анн вынудил оруженосца последовать за собой.
Их новое жилище оказалось не в самом Компьене, но за городскими стенами. Вскоре оба, следуя за своим провожатым, получили возможность восхититься при виде внушительного буржуазного особняка на берегу Уазы, с большим садом и тенистыми аллеями. Чем-то этот дом напоминал Невильский замок, но был гораздо больше и намного богаче. Возле реки, в самом конце парка, имелись огромные конюшни, в которых держали великолепных боевых коней. А на противоположном берегу начинался величественный Компьенский лес.
Однако восхищение двух товарищей возросло еще больше, когда они увидели владелицу этого поместья, которая учтиво вышла им навстречу. Ее звали Сабина Лекюрель, ей было ровно двадцать пять лет.
Любого поразила бы ее красота – совершенная, классическая. Она могла бы показаться холодной, если бы не была при этом так наполнена жизнью. Даже влюбленный в свою Теодору Анн, даже Изидор, столь скромный и сдержанный, были восхищены ею. При своем среднем росте Сабина Лекюрель была прекрасно сложена. У нее были округлые щеки с прелестными ямочками, кожа ослепительной белизны, голубые глаза, золотые волосы и улыбка, неизбежно побуждавшая улыбнуться в ответ.
Тот, кто подпадал под ее обаяние, обнаруживал и изящество ее туалета, столь же изысканного, сколь и целомудренного. В тот день Сабина Лекюрель надела белое бархатное платье с прорезными рукавами, закрытое до самой шеи, а голову покрыла не высоким убором по тогдашней моде, а простым муслиновым покрывалом. Изнанка очень длинных, расширяющихся раструбами рукавов была из голубого шелка. И никаких драгоценностей, кроме золотого крестика на цепочке. Довольно теплое и тяжелое для лета одеяние, казалось, ничуть не тяготило ее.
Сабина Лекюрель приветствовала своих гостей прелестным голосом и попросила следовать за слугами, которые покажут им их жилище. Потом добавила, что устраивает сегодня вечером празднество. Редко можно было встретить столь изысканные манеры, столь совершенную учтивость.
Изидор упрямо отказался занять комнату, предоставленную ему в доме, и устроился в амбаре на берегу Уазы, рядом с конюшнями. Помрачневший Анн поскорее заперся у себя. Тем не менее, он не удержался и расспросил провожавшего его слугу о молодой женщине.
Он узнал, что Сабина Лекюрель – единственная дочь богатого менялы. Ее мать умерла, дав ей жизнь, а отец скончался в прошлом году. Несмотря на то, что вокруг нее постоянно увивались женихи, она ни за кого не захотела выйти замуж.
И даже став единственной владелицей имущества, которым от ее имени управляли компаньоны отца, она по-прежнему отказывалась от брачных уз, что для всех представляло истинную загадку…
Вечером Анн и Изидор присутствовали на устроенном Сабиной пиру. Ревностная патриотка, она сделала все, что смогла, несмотря на то малое время, которым располагала, чтобы как можно лучше почтить французских рыцарей.
В прилегающей к дому части сада были поставлены столы, где каждый мог выбрать себе любое кушанье по вкусу. На помосте играли музыканты. Ярко горели факелы. Хотя солнце давно село, небо было еще не черным, но темно-синим.
Анн и Изидор, разумеется, были не единственными, кто поселился в просторной усадьбе Лекюрелей. Всего там собралось около десятка рыцарей. Без всякого удовольствия Анн и Изидор выяснили, кто делит с ними кров. Это оказались те из придворных, что вылезли на сцену после отъезда из Реймса: прихлебатели Ла Тремуйля, Реньо де Шартра и прочие господа того же пошиба.
Эти не стеснялись в выражении своих чувств. Навалившись на стол и обжираясь, они громогласно утверждали, что, обосновавшись в Компьене, Карл VII принял самое благоразумное из возможных решений. Наконец-то, можно отдохнуть, как следует, вместо того чтобы дышать пылью, таскаясь по дорогам!
Не обращая никакого внимания на остальных и в первую очередь на хозяйку дома, оказавшую им гостеприимство, они пьянствовали и пустословили меж собой, громко рыгая и оглушительно хохоча. От их поведения всем было не по себе, и праздник проходил довольно безрадостно.
Анн едва прикоснулся к пище, но из-за своей тоски выпил больше, чем следовало. Изидор же был воздержан, как в отношении еды, так и питья…
Вдруг хохот рыцарей сделался просто оглушительным. Оказывается, Сабина Лекюрель подошла к ним и робко попросила рассказать о Девственнице. Тут-то они все и заорали наперебой:
– Девственница, Девственница! Скажут ведь такое, Девственница!
– Вот-вот, а как же ее красавчик герцог?
– Уж он-то свое дело знает, этот Алансон. Сзади – бац! Вот и вся девственница!
Анн ринулся на говорившего и одной затрещиной свалил его наземь. Рыцарь вскочил в бешенстве, но Сабина встала меж ними и знаком велела музыкантам играть громче. Стычка на этом закончилась.
Анн быстро зашагал в глубь сада. Изидор последовал за ним.
– Куда вы?
– В лес, на другой берег. Может, она меня ждет… В любом случае, если я здесь останусь, то кого-нибудь из них убью!
– Но тут нет моста.
– Переберусь вплавь.
Они подошли к берегу Уазы. Анн повернулся к своему бывшему оруженосцу.
– Позаботься о Безотрадном и о моих доспехах. Встретимся в бою.
Изидор Ланфан хотел сказать что-то, но Анн уже погрузился в черную воду…
Изидор Ланфан остался один. Анн прав. Общество этих рыцарей и впрямь нестерпимо, а тут еще духота перед грозой, которая все никак не может разразиться… Он повернул обратно. Хозяйка позаботилась
