Они сидели на берегу Уазы, как и в первый раз. Изидор достал из кармана какую-то мелкую вещицу. Это была совсем стертая монетка, отполированная постоянными прикосновениями пальцев.
– Я никогда и никому его не показывал.
– Что это?
– Парижский су. Взял с собой, когда уезжал из Парижа с герцогиней Валентиной. С тех пор и дня не проходило, чтобы я не взглянул на него. У меня ведь кроме победы есть еще одна мечта: вернуться в Париж.
– Расскажите мне о Париже…
– Напротив дворца, на берегу Сены, у гавани Сент-Поль есть заброшенный дом. Больше всего меня тянуло в его сад. Мальчишкой я перелезал через стену и забирался туда. Мне там было хорошо и грустно. Я мечтал там жить, но знал, что это невозможно.
– Мы будем жить там.
– А как же Вивре?
– Перестаньте думать о других. Неужели они воспротивятся нашему счастью?
Нет, конечно. Ни Анн, ни Франсуа и слова против не скажут, Изидор знал это. Его жизнь изменилась в Компьене самым коренным образом. Они с Сабиной были созданы, чтобы провести вместе все отпущенные им дни. Они были до странности похожи: оба серьезные, немного замкнутые, таящие страстную натуру под внешним спокойствием. И оба жаждали этой простой и ни с чем не сравнимой радости: создать семью. И чем дольше они ее ждали, тем больше им не терпелось.
В те же самые дни Анн понял, что такое вселенная: отблеск глаз Теодоры. Все увиденное непосредственно собственными глазами – лишь иллюзия, потому что такому взгляду не хватает любви, а ведь только любовь делает окружающее реальным. Отсюда следовало, что с момента сотворения мира только два места удостоились подлинного существования: Орта и Мортфонтен. Между Ортой и Мортфонтеном простиралась обширная пустыня, где ради каких-то пустяков суетились бесплотные тени…
Отныне главной заботой Анна стало сравнение окружавшего их пейзажа с видами итальянского озера. Поступая так, он охватывал своим знанием весь мир, создавал некую всеобъемлющую географию.
Вскоре Анн обнаружил, что красота Мортфонтена равна красоте Орты, хоть и не похожа на нее. Пышность и изобилие сменили меланхоличность и тихая прелесть. То были мимолетные видения в полутонах: склоненные плакучие ивы, водяные лилии, среди которых прыгали лягушки, рыбаки в лодке, девушки, собирающие ягоды в кустах, всадники, проезжающие вдалеке.
Анн не знал, где находилась хижина, давшая им приют. Они отправились туда в безлунную ночь Святой Любви. Наверное, она помещалась где-то близ Мортфонтена… Главное, что, как и Кастеллино, она ждала их целую вечность.
Мортфонтен стал новым «украденным летом», даже более насыщенным, чем Орта. Каждая секунда была тут еще драгоценнее, еще горячее. Ибо здесь им было отпущено не целое лето, но всего лишь несколько дней. Это чувствовалось и в воздухе, пронизанном ощущением опасности.
Иногда мимо торопливо проходили вооруженные люди. Анн спрашивал их:
– Скоро ли война?
Ответы были туманны, но не оставляли места сомнениям:
– Ждут англичан… Что-то затевается…
Их укромное счастье было таким же. Они не пресыщались и никогда не пресытятся им. Каждый день стирал воспоминание о предыдущих объятиях, и каждое следующее объятие становилось первым. Лишь в одну-единственную ночь они заговорили. Эта ночь и оказалась последней…
Анн рассказал Теодоре о следах своего прадеда, которые обнаружил во Флёрене. Она молча выслушала его, потом объявила глухо:
– Люди все ближе и ближе. Мне пора уходить.
– К волкам?
– Да, к волкам.
– А если у нас будет ребенок, неужели он родится среди них?
– Разве зачинают ребенка с тенью?
Анн вышел из хижины и мучительно размышлял до раннего утра. Конец мортфонтенского лета приближался: он тоже это понимал. В какой-то миг Анна охватила слабость. В самой глубине души он понадеялся было, что Ла Тремуйль одержит верх, что никогда они не пойдут на Париж и война на этом окончится. Но тут же опомнился и отогнал недостойную мысль.
Тогда он и услышал далекий звук. Где-то на востоке трубили трубы. Это был сигнал сбора, призыв к битве. Трубили отбой любовным утехам Анна и Теодоры.
Он вернулся в хижину, чтобы предупредить свою жену, еще не зная, какие слова ей скажет, но она уже исчезла.
Герцог Бедфорд, английский регент Франции, извлек немалую выгоду из неожиданной отсрочки, которую предоставил ему Карл VII, затеяв переговоры. Для начала он усилил оборонительные сооружения Парижа, а потом, сообразив, что противник и не собирается двигаться с места, стал подумывать о контратаке.
Он постарался объединить все английские силы, разбросанные по стране. Даже отвлек от изначальной цели триста пятьдесят рыцарей, прибывших из-за Ла-Манша в Кале, чтобы присоединиться к крестовому походу против еретиков Богемии. Регент приказал крестоносцам направиться в Париж. Наконец, почувствовав себя достаточно сильным, он покинул столицу и двинулся к Компьеню.
Вечером 14 августа, миновав Даммартен, Бедфорд остановился и больше не двигался с места. Он знал,
