Она никогда не думала, что их может быть столько! Широкая серая лента опоясывала пригорок по всей его длине. И они все прибывали и прибывали! Не торопясь, медленно приближались к ней. Весь снег посерел от волков. Пора…
Альенора взмолилась о том, чтобы Анн оказался у своего окна, набрала воздуху в грудь и выдохнула изо всех сил:
– Оу-у-у-у-у-у!
Клич Теодоры, призывающей волков совокупиться с ней, – надо, чтобы он услышал!
Она повторила, еще громче:
– Оу-у-у-у-у-у!
Перед ней стоял один-единственный волк, на много шагов опередивший остальных, крупный самец, вожак стаи. Это он подаст знак. Это с ним у нее назначено свидание – еще с тех самых пор, как она увидела уходящего в Иерусалим Анна, босоногого, с залитым грязью лицом.
Альенора протянула руку к морде зверя. Она не боялась его. Он звался искуплением, он звался спасением, он звался прощением, он звался любовью… И Альенора заговорила с ним:
– Иди ко мне, я – Теодора де Куссон. Я – «волчья дама», хозяйка зимнего замка, госпожа великих холодов…
Анн услышал. Когда раздался вой, он находился не возле окна, а в часовне. Тело Эсташа де Куланжа, принесенное из башни в оленьей шкуре, лежало перед алтарем. Анн стоял перед ним на коленях рядом с Дианой и молился за упокой души несчастного. Филипп и Одилон Легри преклонили колени у них за спиной.
Несмотря на святость места, заслышав вой, Анн встрепенулся и вскочил на ноги. Среди завываний волчьей стаи звучал голос, который он узнал бы из тысячи – голос Теодоры! Она звала его. Он должен спешить к ней на помощь, несмотря на мороз, несмотря на ночь!
И вновь рухнул на колени. Анн не может ничего сделать. Он не должен ничего делать. Он прекрасно знал, что там сейчас происходит: Теодора, волчья тень, покидает здешний мир, чтобы уйти в другой, тот, которому принадлежит. Второе завывание заставило его содрогнуться всем телом. Он закрыл глаза и не увидел, как рядом с ним Диана обхватила голову руками…
Бдение над телом сеньора де Куланжа продолжалось до зари. Когда пропел петух, Диана встала и попросила Анна следовать за нею. Едва они покинули часовню, как девушка повернулась к нему. Куда же исчезло то юное смеющееся лицо с полными щечками и сверкающей улыбкой? Волнения, слезы, недостаток сна превратили его в трагическую маску.
– Сеньор д'Орта заплатил ваш выкуп.
– Откуда вы знаете?
– Его привезла ваша жена.
– Где она?
– Ушла к своим. Я не должна была говорить вам до утра.
– Безотрадный!
Как безумный, Анн бросился к конюшням, выкликая имя своего коня. Тот предстал перед хозяином, и он вскочил на спину животного, даже не потрудившись оседлать.
Анн проскакал по скованному льдом подъемному мосту. Остановился на мгновение, прикидывая, в какую сторону направиться. И тут увидел тучу воронья, кружившую над Ионной.
Он остановился на берегу. Безотрадный заржал от ужаса. Анн соскочил на землю и позволил верному коню вернуться в замок без седока. А сам двинулся к большому серому пятну, видневшемуся посреди замерзшей реки. При приближении человека вороны взлетели. Анн опустился на колени и произнес ее имя:
– Теодора…
Перед ним лежал скелет. Волки сожрали все. Но это была точно она. Он узнал плащ из волчьих шкур, на котором лежали кости и обрывки серого шерстяного платья. Анн выпростал из-под одежды свою повязку и показал ее пустым глазницам.
– Смотри. Никогда я с нею не расставался.
Не следует печалиться. Ничего не произошло. Тень вернулась к теням, волк вернулся к волкам…
Анн долго сдерживался, убеждал себя, как мог, – и вдруг сорвался. Он кричал, стонал, рыдал, всхлипывал. Стучал кулаками по замерзшей реке, бился о нее лбом, как тараном, расшиб голову в кровь. Как безумный, стискивал он в объятиях скелет, ласкал своими окоченевшими от холода пальцами…
Где эти серые глаза, в которых отражался мир? Вместо них – лишь два черных, ужасных провала. Мир поглотила головокружительная пропасть этих пустых глазниц! Где голос, произносивший: «Любимый, летние ночи коротки»? Нет больше голоса. Нет даже рта. Только смеющиеся, смеющиеся, смеющиеся зубы!
Эти зубы он и целовал, вновь и вновь. Обдирал о них свои губы… Почувствовав, что холод вот-вот парализует его, Анн, наконец, встал. Завернул останки Теодоры в волчий плащ. Она стала легче младенца. Он взял ее на руки и двинулся со своей ношей в замок.
Он говорил с ней, баюкал, целовал в последний раз. Прижимался головой к ее черепу и заливал своей кровью, вытекавшей из многочисленных ран на лице. Кровь не замерзала: ее было слишком много. Он плакал над ней. Слезы не замерзали: их было слишком много. Они все лились и лились, затекая в пустые глазницы. Теодора плакала его слезами, и Анн плакал в Теодоре. Его слезы были водопадом, низвергавшимся через черную пропасть в потусторонний мир.
Останки Теодоры де Куссон, завернутые в волчий плащ, были положены перед алтарем часовни, рядом с телом Эсташа де Куланжа, завернутого в оленью шкуру.
Оба мертвеца дожидались там окончания великих холодов, ибо до тех пор о погребении не шло и речи.
