Предупрежденный о визите, Адам поспешно перебрался в свою комнату, и, чтобы оправдать свое отсутствие на войне, велел сказать, что не встает с постели из-за падения с лошади. Берзениус не замедлил явиться лично. Магистр богословия не очень изменился: он остался все таким же толстолицым, белобрысым и курчавым, точно барашек. Только брюхо стало выпирать еще больше.
Берзениус недовольно скривился, видя Адама, стонущего в постели, поскольку собирался поручить ему некую миссию в Бретани. Лилит любезно взяла гостя под руку, сказав, что и для нее одной будет удовольствием принять его. После этого настроение монаха сразу же улучшилось.
Они отужинали наедине в большом зале, сидя в парадных креслах, похожих на троны. На Лилит было то же одеяние, что и в День мертвых: длинное, красное, с гербом дважды «дамы слез». Она желала, чтобы угощение было как можно более роскошным, и по такому случаю приказала подать «тюремное» вино. Лилит намеревалась кое-что выпросить у Берзениуса и ради этого готова была пойти на все.
Монах достойно воздал честь превосходной трапезе, отведав каждого блюда и выпив несколько больше, чем подобало. Почувствовав, что визитера уже охватила приятная эйфория, Лилит обратила к нему свою самую обольстительную из своих улыбок.
– Испытываете ли вы ко мне хоть какую-то дружбу, мэтр Берзениус?
– Даже большую, нежели вы можете представить себе, моя дорогая Ева!
Он знал ее только под этим именем. Ведь не могла же Лилит прилюдно именовать себя своим окаянным прозванием! Для всех посторонних она была «Ева де Сомбреном».
– Тогда докажите!
Иоганнес Берзениус пребывал на седьмом небе, недалеко от полного блаженства.
– Каким образом? Вам стоит только намекнуть…
– Отомстите этим Вивре! Отомстите им за то, что они нам сделали! Уничтожьте их! Это в вашей власти.
Монах внезапно остыл. Замкнулся, напустил на себя суровый вид.
– Я не собираюсь заниматься вашими личными распрями. Сожалею.
– Но это же ярые враги англичан!
– Неужели вы думаете, что у меня есть время заниматься всеми врагами Англии? Впрочем, и у меня самого найдутся личные причины взяться за этих Вивре. Старый счетец между нашими двумя семьями.
Лилит отчаянно подыскивала доводы.
– Замок Вивре опасен. Для вас он – постоянная угроза.
– Опасен не столько Вивре, сколько Куссон. Куссон неприступен.
– Вот видите! Не оставите же вы неприступную крепость вашим противникам?
– А что бы вы сделали на моем месте? У вас есть план?
Нет, плана у Лилит не было. Но ей непременно требовалось придумать его!..
Наступило долгое напряженное молчание. И вдруг ее лицо просияло.
– А разве у Франсуа де Вивре нет юного наследника?
– Верно.
– Скоро он войдет в возраст, чувствительный к женским прелестям. Тут-то вы и направите к нему одну из ваших шпионок, чтобы она его соблазнила, женила на себе и устранила. Она станет наследницей вместо него – и тогда все перейдет в ваши руки!
Лицо Иоганнеса Берзениуса снова изменилось: было очевидно, что он заинтересовался.
– А если с соблазнением и женитьбой ничего не выйдет?
– Придется рискнуть…
Берзениус задумался. Лилит прервала ход его размышлений, коснувшись пальцами его руки.
– У меня есть и другой довод, мэтр Берзениус. Чтобы добиться вашего согласия, я готова дать вам все!
Глаза монаха вспыхнули.
– Все?
– Все, мэтр Берзениус…
Она поднялась и протянула ему руку, по-прежнему глядя на него с самой искусительной улыбкой. Берзениус поколебался мгновение, потом тоже встал.
– Думаю, у меня найдется одна шпионка при Бретонском дворе. Для этой роли она… превосходна!
Глава 3
КУССОНСКИЕ ВОЛНЕНИЯ
Замок Куссон поистине обладал гордой статью. Он высился на юге Бретани, на островке, образованном небольшой приморской речкой с тем же названием. В этом месте она неожиданно широко разливалась. Окрестная равнина, холмистая и зеленая, была восхитительна в осеннюю пору. Тополя и плакучие ивы окаймляли низкие берега, красуясь мягкими переливами рыжеватых и золотистых оттенков. Высокий белый силуэт замка по контрасту казался еще более величавым.
После двух дней спокойного путешествия Франсуа, Анн и Изидор Ланфан прибыли в сеньорию 3 ноября, в День святого Юбера. Встречные крестьяне не скрывали радостного удивления. Уже двенадцать лет
