– Сюда, милашка! Дай-ка я тебя потискаю малость, прежде чем отдрючу этих выблядков-годонов, бастардов проклятущих!
Мимо проезжала группа пышно одетых рыцарей в сопровождении многочисленных оруженосцев с факелами. Один из рыцарей весело расхохотался, чем неожиданно смутил внушительного бородача.
– Простите, монсеньор! Когда я говорил «бастарды», это я просто так выразился…
Анн вздрогнул. Да, прямо перед ним был он – его крестный Жан, Бастард Орлеанский! Теперь ему, наверное, лет двадцать шесть. Все так же изящен станом, высокий, длинноногий, с тонким лицом в обрамлении черных волос, ниспадающих до плеч. И по-прежнему приветлив и добродушен.
Он оказался в точности таким, каким запомнился Анну. Может, чуть менее высоким – но это, конечно, из-за того, что Анн сам подрос.
На камзоле Бастарда был вышит его герб: три золотые лилии на лазоревом поле с серебряным титлом вверху и узкой левой перевязью красного цвета [12] по центру, то есть дважды «надломленный» [13] герб Франции.
Бастард лопнул хромого вояку по плечу.
– Не извиняйтесь, Ла Ир, лучше сделайте, как сказали: сперва девицу, потом годонов!
– Кто такие «годоны», Изидор? – спросил Анн.
– Англичане. Их недавно так окрестили.
– Почему?
– Да из-за их любимого ругательства: Goddam или что-то вроде этого.
Анн двинулся прочь быстрым шагом. Вид его крестного в окружении рыцарей, всех этих людей, миру которых он стал чужд, внезапно причинил ему боль. Изидор поспешил за ним.
– Куда вы?
– Туда, где я оставил Безотрадного. Мне предстоит расстаться с ним. Теперь это твой конь.
– Но, монсеньор…
– Не называй меня больше «монсеньором». Я больше не Вивре. Я Анн Иерусалимский.
– Значит, вы уже знаете?
– Теодора мне все рассказала.
– Она не Теодора. Мы выяснили, она – английская шпионка. К несчастью, это уже ничего не меняет…
– Нет, Изидор, она и вправду Теодора!
Анн остановился возле яркого костра, пылавшего перед большой палаткой, охраняемой солдатами. В первый раз оба рассмотрели друг друга как следует. Изидор воскликнул:
– Как вы изменились! Стали мужчиной…
– А тебе к лицу быть рыцарем.
– Молчите! Не говорите так!
– Почему? Кто больше тебя достоин занять мое место в бою?
Анн снова зашагал к хижине. Он все рассказал своему оруженосцу, начиная с появления Альеноры на Бордоской дороге – и вплоть до их недолгого счастья в Орте…
Слушая эту невероятную повесть, Изидор Ланфан сначала испытывал недоумение и тревогу, но после верх одержала глубокая радость. Пыл и явное удовольствие, с которым молодой человек изливал ему душу, доставили оруженосцу безмерное счастье. После стольких лет молчания и отчужденности они с Анном, наконец-то, обрели друг друга!
Анн заключил:
– Прислушивайся к волкам! Скоро ты их услышишь. Я уверен, что она там.
Но ни один волк не выл этой ночью, и только гомон французского лагеря был еще слышен, когда умолк его голос. И тут Анн заметил Безотрадного, перед которым они стояли уже некоторое время. Узнав Изидора, конь приветливо зафыркал.
– Безотрадный – твой. Веди его к победе!
Изидор испуганно затряс головой.
– Ни за что! Вы должны оставить его себе.
Анн подошел к нему вплотную.
– Я буду драться вместе с крестьянами и босяками, потому что я такой же, как они. Думаешь, они примут меня с конем, достойным королевской свиты? Посмотри на меня. Мое лицо выдублено солнцем, босые ноги ороговели так, что не нуждаются в башмаках. Возьми Безотрадного и позволь мне уйти к своим.
– Ваши – здесь, монсеньор, среди сподвижников Бастарда.
На этот раз Анн вспылил.
– Ты с ума сошел или насмехаешься надо мной? Я же велел тебе не называть меня «монсеньором»! Я больше никто.
– Я в своем уме и называю вас как подобает. Послушайте и вы меня…
