Пэриш, целительница индейцев Помо. Помнится, как Фритц высказался в перерыве, что то, что делает Элси, и есть шаманизм, он и сам был шаманом. Судите сами, поскольку шаманизм по характеристикам является интуитивизмом, одной из типичных форм экспрессии которого есть направление момент за моментом потока переживаний другого - столь характерного для гештальтной ситуации. Характеристикой шамана является и его «энергетическая заразность», что немало сопутствовало успеху Фритца, как и работе других больших терапевтов. Но более существенно, что среди других традиций шаманизм является наиболее дионисийным, точно так же, как Гештальт-терапия дионисийна среди новых «путей роста».
Хочу теперь обратиться ко второй теме и высказаться по поводу дыр в Гештальте и потенциальной роли Гештальта в холизме программы роста.
Вы знакомы с понятием «дыр», которое предложил Фритц. У человека может не быть глаз, но он чувствует себя видящим; у другого можно удалить сердце, и тогда ему потребуется тепло кого-то другого. Некоторые не ощущают своего тела, вместо этого они в контакте с абстракциями. Каждый из нас не замечает какие-то аспекты своего переживания, часть своего поля переживания. Я полагаю, что подобное встречается в Гештальте как культурно-социальное явление. Фритц часто пользовался словом «отрицание». Как известно, он определял эго как явление идентификации - акт, которым мы определяем «это моя граница», которым устанавливаем себе барьеры и говорим: «Все, что за пределами,- это не я, не я». И Гештальт-терапия говорит: «Это не Гештальт». Она воздвигает свои барьеры и утверждает, что то-то и то- то «не есть Гештальт-терапия».
Я сказал бы, что Гештальт-терапия появилась на свет в соперничестве - и весьма успешном - из того, что мы сейчас называем гуманистическим движением. Фритц никогда не уходил от соперничества. При необходимости он мог умело побороться с монополией психоанализа, с догматической монополией, отвергнувшей многих талантливых людей (таких, как Хорни) и сопротивляющейся творческому подходу. Фритц был первым, кому удалось в одиночку противиться психоанализу в США так, что именно о Гештальте было сказано: «В этом есть какая-то могучая терапевтическая сила». Я говорю, что это и открыло путь для гуманистического движения в целом, поскольку идеи следовали за практикой, а не наоборот. В то время, как другие подходы ТА, группы столкновения и т.д. не смогли достичь такого успеха, хотя и хлынули на сцену после того, как величайшему авторитету психоанализа был нанесен удар.
Фритц исходил из отношения состязательности контекстов, когда говорил: «Это не так, а вот это гораздо лучше». Например, он подчеркивал о себе, сколько лет потерял, почивая на лаврах, никогда не мог простить Фрейду, сколь мало внимания тот ему уделил во время посещения Вены. Однако хотелось бы сказать, что не только не нужно, но и непростительно выбрасывать за борт процесс инсайта в психотерапии или сводить его к минимуму, что стало привычным для Гештальта. Я считаю, что любая глубокая терапия оперирует посредством инсайта, даже когда это и не интерпретация, а поведенческий эксперимент, такой, как рискованность, групповое взаимодействие, инсценировка, обостренное внимание, рассказ о личных переживаниях терапевту, ведущий к инсайту. Я полагаю, что нет необходимости отбрасывать простой процесс рассказа о восприятиях и понимании со стороны терапевта. Интеллектуализация не подходит для сеанса Гештальт-терапии, однако сегодня многие (а Эйб Левицкий прежде всего) считают, что вовсе не нужно применять Гештальт для каждого отдельного сеанса или же что можно чередовать Гештальт с интерпретацией. Сегодня есть даже аналитики, провозглашающие Гештальт вкладом в психоанализ (и я считаю это логичным, если под этим понимать не анализ, в котором изначальная приверженность к специфической теории вымарывает феноменологический аспект терапевтической деятельности и свободную игру терапевтической интуиции).
Дырами, нарастающими в Гештальте из-за отказа от психоанализа, являются не только теоретическое непризнание инсайта и практическое неиспользование интерпретации, но также и неиспользование свободной ассоциации, которую Фритц отвергал и называл свободной диссоциацией. Я полагаю, что иногда полезно прибегать к свободному потоку мышления (а не к ощущению - поступку - восприятию пациента), точно так же, как полезно интерпретировать, однако не догматически, но в свете «Так я это вижу».
А теперь позвольте сказать пару слов о так называемом «дерьме собачьем». Это очень полезный термин для определенного рода защитной интеллектуализации, и разница между нормальным «дерьмом собачьим» и «дерьмом слоновьим» не менее подходяща. Но нужно помнить, что Фритц был весьма противоречив по отношению к собственным теоретическим разработкам. В его автобиографии можно увидеть, как на одной странице он дает превосходные концепции времени, пространства, сознания, а на другой высмеивает себя за философствования. С одной стороны, он вводит в Гештальт мнение, по которому получается, что для теории здесь нет места, а с другой - говорит также в своей биографии, что, если бы ему довелось стать священной коровой, он бы воспользовался своим престижем для интеграции психологии, медитации и философии.
Понятно, как мне кажется, что личность Фритца наводит на сильное антиинтеллектуальное предубеждение, и мы не должны ослеплять себя этим, чтобы признать, что интеллект, как эмоция и поступок, может быть частью пути роста. Именно из такого признания и вырастает так называемое «учение». Восточные пути, например, вмещают в себя - каждый из них - мировоззрение - это частично космология, частично антропология; мировоззрение, поддерживающее или стимулирующее трансформативный процесс. Подобные перспективы (дришти на санскрите) являются средством видения вещей, что облегчает путь. Я полагаю, что Гештальт мог бы также оперировать в контексте видения вещей (и говорю это, несмотря на скудный энтузиазм в «традиционном», т.е. гудменовском теоретизировании). Это еще одна дыра в Гештальте, выросшая из-за претензий, что всего можно добиться без всякой поддержки. Гештальт Фритца в последние годы был хорошим историческим примером того, что в[терапии можно обойтись без теории, но совсем не обязательно точно этому следовать, уча терапевтов, что понимание психики, психопатологии, взросления человека! является дерьмом собачьим.
Нечто подобное можно сказать в отношении медитации.! Сам Фритц медитировал, по крайней мере в те годы, когда я знал его, но вследствие нежелания оценить любой путь кроме своего собственного, свысока смотрел на все, что касалось духовности. В результате некоторые сегодняшние гештальтисты не признают факта, что медитативное сознание представляет глубочайшую самоподдержку. Большинство Гештальтистов знакомо с концепцией роста как движения от внешней поддержки к самоподдержке. В то время, пока много говорится о поддержке из заземленности в сенсорном осознании и, в более общем плане, из осознания переживания, нам нужно учиться поддержке в духовных традициях, идущей из оставления поддержки во всем и через открытость - развивая чувство существования вне осознания содержания - осознания осознания, чистого присутствия или истинного бодрствования (бодхи в буддизме), которая дарует и чувство неранимости и способность быть независимым.
В традиционном Гештальте (если так можно назвать ранний Гештальт, когда он так избегал традиционности) есть дыра, образовавшаяся вначале из представления и презумпции, что внимание, которое уделяется телу во время сеанса, достаточно. Нужно отдать должное Гештальту за осознание им тела, за внимание к позе и жестам во время терапевтического процесса, так же как за его внимание к телесным ощущениям как к состоянию бодрствования и отражения чувств; и все же, я полагаю, что Фритц и Лаура несколько самонадеянно утверждали, что этого достаточно; отдаю должное гештальтистам нашего поколения - Бобу Холлу, Ричарду Блумбергу, Айлен Рабенфелд - всем, кто интегрировал райховы и другие элементы «работы тела» в Гештальт. По существу, дело здесь не в том, чтобы индивид мог что-то получить от сеанса, а в том, чтобы уметь помочь себе посредством внимания к тому, чтобы положить конец сдерживающей броне своей физиологии. Чтобы быть эффективной, работа тела в любой известной школе требует определенного внимания и времени. Пусть это будет Фельденкрейс, Александер, древние методики - как йога и Тай Чи, техника потребует времени, чтобы ею овладеть.
Другой дырой терапевтического репертуара является чересчур строгое следование терапевтом установленным границам Гештальта, что может систематично удерживать его от возможностей совета или поведенческих предписаний. Все эти важные аспекты поведенческой терапии и современной семейной терапии являются, без сомнения, надежными средствами в руках психотерапевта и духовного наставника, и я хотел бы бросить вызов преобладающему мнению гештальтистов (взятому из раннего психоанализа и из терапии Роджера), что воздействия советом на пациента следует избегать. Каким бы ненаправляющим Гештальт-терапевт ни был в его поддержке спонтанности, он вполне может быть весьма направляющим своей подсказкой поведенческого экспериментирования во время сеанса - и нет причины, почему бы это не распространить (как это часто делал Джим Симкин) на определение задач вне или в дополнение ко времени
