БОРИС НАРЦИССОВ
ПИСЬМО САМОМУ СЕБЕ
(СТИХОТВОРЕНИЯ И НОВЕЛЛЫ)
«Горе! Я кличу тебя!» – обрело отчаяние голос,
И, безнадежный, кто-то сказал: «Я кличу себя…»
Вячеслав Иванов
ДРЕВНОСТЬ ДРЕВНОСТЬ Он костер положил у подножия храма И украсил его. Дым всклубился, и к небу направился прямо, И питал Божество. На тяжелом, еще не-арийском, наречьи Говорил он слова. И одеждой его были шкуры овечьи, И поката была голова. Трепетало под солнцем прозрачное пламя. Стал костер угасать. Он смотрел на закопченный жертвенный камень И бессилен был что-то понять. А вверху, средь шершавых камней воздымаясь, Над кустами в цвету, Необтесанный мраморный бог, улыбаясь, Напряженно глядел в пустоту. ЖИЗНЬ Тихо дымятся тяжелые, темные воды, Лижут порфиры и черные грани базальта. Пеплом летучим набухли землистые тучи, Пар от горячей земли в себя принимая. Всюду ржавые, лавой ожженные скалы. И в тишине торжественно-строгой, В мутном рассоле вод Архейского моря Плавно колышутся нити тягучие плазмы: Только что облик приявшая жизнь. МАМОНТ Он приходит походкой тяжелою К берегам застывающих вод, И огромную бурую голову Опускает, и хоботом бьет. Обомшелой ногою, как молотом, Тяжко охнувший лед он дробит, И на торосах, морем наколотых, Он, как сторож полночный, стоит. И, качая точеными бивнями, Видит он, как светящийся пар, Низвергаясь багряными ливнями, Зажигает полярный пожар. * * * Внемли о днях последних хладеющих светил: Когда остыло солнце, мир черно-красным был. Как уголь, от деревьев тени Лежали на земле, И сучья, как рога оленьи. Чернели в мутно-красной мгле. Змеились трещины среди иссохшей глины И, точно щупальца голодные, ползли. То были дряхлости и немощи морщины На высохшем лице земли. 
