Мне открылось: отчаянья тениЧерным дымом но мраке угловМне мешают сойти по ступенямИ расслышать приглушенный зов.Точно кровь, истекали минуты.В темноте задыхалась земля,Я откинул отчаянья путы,Я решился и вышел в поля.На полях, неживых и бесплодных,Замирая, к земле я прильнул:Мне ответил глубинный и водный,Вдалеке нарастающий гул.ТРИПТИХВечерЗакат был кровь. Закат был пламя.И ветер леденил, как смерть.Как купол в подожженном храме,Была пылающая твердь.Но неизбежное свершалось:Закат покорно истекал.И обреченная усталостьГасила тлеющий раскал.И засинели облака,Ложась тенями убиенных.И тьмы тяжелая рукаСдвигала давящие стены.НочьМы, точно травы при дороге,Бессильно полегли во прах.Но только б жить!.. И нас, убогих,Повел вперед звериный страх.Чернела ночь. Ни зги. Ни крова.Мы ощупью во тьме брели:Рабы, влачившие оковыВ пыли истоптанной земли.Неправый судия судилИ веселился о мученьях.А если петел нам гласил, –То знаменуя отреченья.РассветЕще не свет, но призрак светаСереет по полям пустым.И ветер ночи без ответаВзывая, шевелит кусты.И тишина для спящих духомЕще, как ночью, глубока.Но слушай обостренным слухом,Как на коленях облака,Привстав по краю небосвода,Друг другу тихо говорят:«Молите Бога – да сгорятДостойные в огне восхода…»ИСКУПЛЕНИЕВечером звонили ко всенощной.Пели колокола хвалу.Попик старенький, немощныйСлужить побрел по селу.Сторож шептал озабоченно:«Панихидку, отец Игнат,Отслужить вас просили оченноКаких-то двое солдат.Струсил я виду военного: