на пост вице-премьера — заведующий отделом института Борис Салтыков;
на пост вице-премьера — журналист Михаил Полторанин;
на место ответственного за внешнеэкономические связи России — старший научный сотрудник академического НИИ Петр Авен.
Арт с ума сходил от непонимания того, как они с Ритой выжили. Тогда не приходило в голову, некогда было — нужно было выживать, а сейчас, словно посттравматический шок, по нему проходила волна трепета: как выжили…
— Но мне кажется, ты слишком суров к тому, что было, — говорила ему Рита, когда они остановились для отдыха во время прогулки по взгорьям Новой Зеландии.
Перед ними обрисовывал себя сливочной линией бирюзовый Тихий океан, а за спинами их горбилась похожая на остов окаменевшего гигантского динозавра горная гряда. Невероятное смешение ветров — с берега и моря — Арту было незнакомо, он принюхивался к нему, стараясь понять, чего в этом запахе больше — воды или свежести заснеженных вершин. Это новое ощущение в чужой стране всегда его молодило и уводило куда-то за границы восхищения привычными совершенствами. Где-то здесь рыбак вышел с братьями в океан на рыбалку и, поскольку те не поделились с ним наживкой, полил крючок своей кровью. И самая большая рыба попалась ему, и когда он вытянул ее на берег, она окаменела и рухнула обратно в море. Так появился Северный остров…
— Все, что ты имеешь сейчас, ты получил лишь благодаря тому времени. И каждому из всех перечисленных ты обязан поклониться до земли.
Эта земля названа в честь первой супружеской пары, прибывшей на острова — на языке новой Зеландии она переводится как «Белое облако»… Арт смотрел вверх и убеждался в том, что легенда права — острова были укрыты одеялом белоснежных, плоских, как покрывало невесты, облаков…
— Если бы он не пришел к власти, ты не стал бы начальником отдела в банке, а я не забрала бы для нас комбинат. Тебя не попытался бы уничтожить Яковенко, и ты, пользуясь их же методами, не отвел бы от нас угрозу. Ты не возглавил бы управляющую компанию, под которой сейчас восемь крупнейших текстильных фабрик, а я не стала бы первой леди… «Леди Текстиль-2008». — Она расхохоталась и повалила его, снимающего кроссовку, на землю. — Эта смута была подстроена специально для нас, ты веришь?..
— Иногда мне кажется, что однажды восторжествует какое-то подобие справедливости. Нас оно коснется только в той части, что останемся вот так — мы, палки в наших руках, сплошная зелень холмов и сношенные кроссовки…
— А ты знаешь, я бы отдала все только для того, чтобы мы ходили вот так остаток жизни… и с нами шел наш маленький сын…
Последняя фраза хотя и не прозвучала, но была услышана Артом. Стиснув зубы, он посмотрел прямо перед собой, а Рита, от невозможности делать что-то другое, стала рассматривать его растрепавшиеся на ветру волосы. Покрытые легкой смешной сединой — он выглядел так, словно жена попросила мужа достать с верхней полки муку, а тот оказался не таким ловким. За годы она привыкла к нему и узнавала каждую родинку на его теле. Он стал для нее чем-то своим, сугубо личным, как если бы ей по заказу в институте генеалогии спроектировали и создали вечного спутника. Но вся прелесть момента заключалась в том, что он не был спроектирован. И не был создан под заказ. Арт был частью ее жизни, но правило быть рядом не было запрограммировано в них. Они узаконили его сами. Не сговариваясь, не давая друг другу клятв даже тогда, когда им было по семнадцать.
«Только рюкзак за спиной, ты, я и сын».
Она посмотрела на Арта. Тот был оглушен собственным молчанием.
Ей послышалось…
«Боже мой, — думала Рита, — как велик мир, но как он мал. Мы познакомились в Москве, а потом я встретилась с ним в Лондоне, Берлине, Альбервиле, Вашингтоне, Лос-Анджелесе, Гоа, Претории, Анкаре… где мы с ним только не встречались… и вот теперь — в Веллингтоне… Мне кажется, что каждый новый раз я вижу его впервые. Я отдалась бы ему в любом из этих городов с тем же вдохновением, как если бы это был курортный роман. Сколько лет минуло?.. Двадцать четыре. Двадцать четыре… Пора чуть-чуть отдохнуть от него… Но, клянусь Богородицей, если он скажет сейчас: давай, я сделаю это без раздумий… И ведь буду трястись и извиваться от оргазма, терять сознание… За что я люблю его?»
— Что тебя тревожит?
Закусив травинку, он стал угадывать на неровной линии схождения неба с холмами маршрут, которым брели с чужим обручальным кольцом, изредка страдая от психоделических припадков, два обкуренных лузера Фродо и Сэм.
— Что-тебя-тревожит, Арт?
— Нам нужно еще раз попробовать.
— «Попробовать» что?
Арт перекусил былинку и беззвучно сплюнул ее часть под ноги.
— Я хочу сына, Рита…
Казалось, ее лицо, искрившееся от веселья и известных переживаний, вдруг затянулось пленкой тревоги.
— Да как же можно еще… попробовать, Арт…
— Скоро везде будет плохо. Очень плохо. У меня есть ты. Но ты — это я. Посмотри, что случилось с нами за четверть века… Мы по-прежнему молоды, но я только что подумал о том, как я буду выглядеть, когда мой сын пойдет в первый класс. Я справлю пятидесятилетие. В моем доме будет свора друзей, а я буду знать, что мне пятьдесят, и мой сын не увидит во мне приятеля. С дедушками дети обходятся вольготно, но не поверяют им своих тайн. Они рассказывают о них приятелям — своим отцам… А я хочу слышать тайны сына. Я хочу подсказать ему, как дружить, как правильно драться, как… как овладеть девушкой. Ты сказала, что у меня есть все, и я кому-то обязан за это. У меня есть только ты и больше ничего. Все у меня будет, когда мой дом заполнится детским плачем и смехом. Так что никому я не обязан. Вот что со мной происходит, милая…
Знал ли он, что Рите от его слов больнее, чем ему? Наверное, знал. И она, чтобы смягчить боль, подняла глаза на вершины.
Небо Новой Зеландии выше неба Москвы. Рите казалось, что здесь небо выше, чем в остальных странах.
Позавчера, когда они совершали свой традиционный прыжок с парашютом, ей показалось, что пред нею распахнулись врата рая.
Неровная, словно спина крокодила, спина этой страны была покрыта изумрудной зеленью. Словно мох покрыл подножия гор и холмов. Меж холмами возвышались, напоминая о миллиардах прожитых лет, горы.
Арт был рядом, он, как и она, парил в пяти метрах от нее, рядом, она иногда смотрела на него, и ей казалось, что он заворожен так же, как и она…
— Как бы я хотела оказаться там…
— Где?
Она снова подняла опущенную руку и снова показала на горбы горы.
— Там, наверху… Чтобы ни о чем не думать и никуда… не возвращаться.
Арт вынул из рюкзака фляжку и приложился. Насладившись смесью шотландского старого напитка и примешавшимся к нему букетом из смеси ветров, он передал фляжку Рите.
— А я не хотел бы.
— Отчего?..
— Эта горная гряда называется Ахиманава. «Ахи» на языке маори — огонь, «манава» — сердце…
Рита, не понимая почему, почувствовала на глазах слезы и прижалась к мужу.
— Боже, как красиво…
— Не торопись. Не торопись поклоняться до земли тому, о чем имеешь смутное представление… — Он принял фляжку и сделал большой глоток. На этот раз, чтобы пропустить в себя обжигающую жидкость, ему пришлось широко раздвинуть губы и оскалиться. — Что случилось в те не такие уж древние времена, узнать наверняка теперь невозможно, я думаю. Не древние, потому что не более двухсот лет прошло с тех пор, и
