— Вы с ума сошли! — Мисун выдернул руку.
— Простите меня! — у женщины от волнения прыгали губы, срывался голос. — Я верю вам, верю. Готова выполнить все, что потребуется. Единственное, чего боюсь, — потерять вас!..
— Все же отвечу на поставленный вопрос, — жестко сказал Мисун. — Нет, попыток побега не предпринимал. Выбрался однажды за жилую зону с целью разведки… Вы должны знать: тщательно охраняются только она, эта зона, и лаборатория. Сам же остров почти без охраны. Хотите знать почему? Практически с него невозможно бежать: лагуну окружают рифы, за ними всегда сильный прибой. И нет никаких плавсредств, ни единой шлюпки! А лагуна кишит крокодилами. Непонятно, откуда они взялись…
— Как далеко отсюда до материка?
— Верных восемьдесят миль. Ко всему, остров в пустынной части моря, вдали от обычных судовых трасс.
— На что же нам надеяться?
— Пока не знаю. Будем искать выход.
— Меня доставили сюда по воздуху.
— Меня тоже, — сказал Мисун. — Вот и сейчас на острове находится самолет. Но я не летчик… Нет, начинать надо с того, чтобы завоевать доверие мерзавцев. — Он встал, пошел к двери. У выхода обернулся, вскинул кулак: — Будем бороться?
— Да!
— Тогда до встречи завтра ночью. Я бы хотел напомнить… — Мисун не договорил: хлопнула входная дверь коттеджа.
— Сюда! — Брызгалова показала под кровать.
В дверь постучали.
— Кто это?.. Минуту, я накину халат.
— Хорошо, мы подождем, — откликнулся Лашке из-за двери. И шепотом, адресуясь к Ловетти, добавил: — Как видите, она не спала!
После первого посещения Брызгаловой оба долго спорили. Лашке досадовал, что дело не довели до конца. Газета с поддельной хроникой дала нужный эффект. Значит, надо было не спешить с уходом, а добиться окончательного согласия женщины на сотрудничество, пока она ошеломлена, подавлена. Вместо этого ей предоставили время на размышление.
Ловетти спросил, что же предлагает коллега.
Идти назад теперь же, не теряя ни минуты. Заполучить ее твердое “да” и немедленно переселить ученую даму в новое, удобное помещение: комфорт, роскошь. Пусть придет к заключению: старая родина от нее отказалась, новая же предоставляет все для жизни и творчества.
Ловетти покачал головой: утомленная тем, что на нее свалилось в этот вечер, Брызгалова конечно же спит.
— Разбудим, если спит, — настаивал Лашке. — Придумаем какой-нибудь предлог. А вообще я не верю, чтобы в ее положении можно было заснуть. Нет, сидит за столом, подперев руками голову, предается невеселым размышлениям. Или просматривает газеты, одна из которых преподнесла ей такую пилюлю… — Лашке запнулся, взглянув на коллегу: — Кстати, до конца убеждены, что там все на высоком уровне?
— Что вы хотите сказать? Сами же видели: она во все поверила!
— Но это было два часа назад.
— Что же могло случиться за два часа? Считаете ошибкой, что мы не унесли газеты? Но они прошли строгий контроль специалистов, среди которых были и русские… Однако вы насторожили меня. Что собираетесь предпринять?
— Нанести ей новый визит.
— Прямо сейчас, ночью?
— Почему бы и нет?
…Когда Лашке и Ловетти вошли в комнату, Брызгалова в халате и домашних туфлях стояла перед кроватью и терла пальцем заспанные глаза.
— Спите и не выключаете свет, — сказал Лашке. — Как это понять? Мы потому и рискнули войти, что увидели свет в вашей комнате. — Он понюхал воздух: — Ого, накурено, как в баре!
— А нам не спалось, — Ловетти улыбнулся Брызгаловой. — Решили прогуляться, глотнуть воздуха, видим — свет в вашем окне. Вот и вновь потревожили вас…
— Зачем? Принесли очередную порцию газет? Думаю, хватит и одной.
— Но ведь окно было освещено. — Ловетти увидел на столе развернутый экземпляр “Известий”, быстро посмотрел на Лашке. Тот самый номер, говорил этот взгляд.
Брызгалова поняла его по-своему. Противники вернулись потому, что замыслили что-то новое. Но что именно?
— Ну, — сказал Лашке, — как все-таки дальше поведем дело? На чем порешим? — и он протянул руку к столу.
“Что встревожило противников, пришедших сюда снова посреди ночи?” — лихорадочно размышляла женщина.
Но Лашке задержал руку. Быть может, заметил, как напряглась хозяйка комнаты.
— Синьора, — сказал итальянец, — вижу, вы нашли время ознакомиться с советской прессой. Каковы впечатления?
— Поначалу думала, что газеты фальшивые…
— Думаете так и теперь?
— Вы в самом деле ездили в Россию?
— Синьора!
— Были в разных городах?
— Вам это уже известно: в Москве, и только в ней.
— Ну хорошо… Что я должна делать?
— Что делать? — переспросил Ловетти. — Начнем с того, что вы немедленно переселитесь из этой дыры в приличное жилище. Синьор Лашке предоставит вам виллу. У вас будет своя лаборатория, штат…
— Все это — при одном условии… Стойте! — крикнула Брызгалова, увидев, что Лашке взял со стола газету с хроникой и стал ее складывать. — Обещайте, что мне не будут приносить советские газеты.
— О, синьора!
— Никогда, слышите вы? Даже если в них напечатают хронику, противоположную нынешней.
— Клянусь вам!
— Где газета с заметкой?
— Она у меня, — Лашке помахал номером “Известий”.
— Сожгите ее.
— Это еще зачем?
— Сожгите! — Брызгалова притопнула ногой. — Немедленно!
— Хорошо, хорошо, — Ловетти взял газету у Лашке. — Можете не беспокоиться, больше вы ее не увидите.
— Сожгите теперь же! При мне!
— На вашем месте я не стал бы торопиться, — Лашке тронул Ловетти за рукав.
Тот досадливо дернул плечом, взял со стола зажигалку. Газета вспыхнула.
— Дайте мне сигарету, — сказала Брызгалова, обращаясь к Лашке. — Возьмите и себе. Окажите честь, покурите со мной. Глядите, пропадает такой славный огонь.
Она прикурила от номера с фальшивкой. То же сделал и Лашке.
Газета догорала. Ловетти выпустил ее из пальцев. Бумага стала парашютировать к полу, разбрасывая пепел и сажу. Еще несколько секунд, и все было кончено.
— Кому из древних принадлежит фраза: “Сжег корабли”? — спросил Ловетти улыбаясь.
Никто не отозвался. Брызгалова размышляла над тем, как выпроводить ночных визитеров, чтобы моряк мог покинуть свое убежище. Что касается Лашке, то он угрюмо курил, делая затяжку за затяжкой.
— Итак, синьора сожгла газету и тем самым поставила точку в нашем диалоге. Можем мы так считать?
