военной силы.
Те факты, которые находятся в нашем распоряжении, показывают, что в интересах местного, полоцкого правящего слоя было создать значительное территориальное объединение и бороться за расширение своей «областной» территории, за увеличение своих доходов.
Древнейшая полоцкая территория, судя по определению «Повести временных лет» и самому названию «племени», охватывала преимущественно места по Зап. Двине в районе р. Полоты. Следы заселенности края заметны к западу и к югу от Полоцка, по левую сторону Двины, а также к северо-востоку от Полоцка, на путях из Полоцка в Невель, т. е. как раз приблизительно в районе р. Полоты и далее. Из шести курганных групп, зарегистрированных А. М. Сементковским в Полоцком уезде, две группы находятся на путях из Полоцка в Невель, одна — близ берега Дриссы и три — к юго-западу от Полоцка {487}. Из двух пригородных селений, лежавших под Полоцком в домонгольское время, из числа отмеченных источниками, одно (Бельчицы) находилось к югу от Полоцка, в 2–3 км от ручья Бельчица (впоследствии здесь были расположены рядом четыре селения Бельчицы){488} ; другое пригородное селение лежало к северо-востоку от Полоцка, на р. Полоте, где был расположен Евфросиниев монастырь. Это — Сельцо, место погребения полоцких епископов. Однако древнейшее полоцкое население располагалось главным образом по левую сторону Зап. Двины (так можно думать, имея в виду данные археологии). «Древнейшие курганы полочан, — писал А. А. Спицын, — исследованы по левую сторону Зап. Двины в Полоцком и Лепельском уездах. Обряд погребения в них — трупосожжение в могиле и вне могилы»{489}. Согласно обследованию Лявданского, в Бельчицах обнаруживаются древние слои, свидетельствующие об исконном заселении местности полочанами{490}.
Некоторые вехи на пути образования полоцкой территории наметить нетрудно. В первой половине XI в. полоцкая дань пришла в соприкосновение на северо-востоке с новгородской; во второй половине XI в. пришла в соприкосновение на севере с псковско-новгородской, а на востоке — со смоленской. Труднее определить, когда она пришла в соприкосновение с киевской на юге.
Известно, что во времена Констатина Багрянородного «русские» князья ездили в «полюдье» к дреговичам и кривичам, следовательно, во всяком случае часть дреговичей и кривичей платила дань в «Русскую землю». Так как в полюдье ездили князья «со всеми россами», из Киева, то всего вероятнее, что дреговичи эти обитали поблизости от Днепра. Во второй половине X в. или в начале XI в. Владимир Киевский посадил уже в Турове сына своего Святополка. Святополк, таким образом, еще при жизни Владимира Киевского господствовал над дреговичами. Тем не менее не все дреговичи оказались во власти киевских князей. На дреговичей, обитавших севернее, распространилась власть Полоцка. Еще А. Грушевский отмечал, что поселения дреговичей «заходят в область верхнего Немана, за, водораздел р. Припяти и Немана»{491}. Современные археологи также исследуют дреговичские курганы в районе Минска и Заславля (г. Изяславля){492}. Таким образом, прежде чем сюда пришла дань киевского ставленника из Турова, дреговичи эти уже были втянуты в сферу полоцкой «власти». Клеческ и Случеск оказались в пределах туровских владений, а Изяславль и Минск — на территории Полоцкой «области»{493}. Эти данные заставляют думать, что территория Изяславля действительно очень рано стала полоцкой, не во второй половине XI в., а не позднее начала XI, в. Поэтому мы склонны полагать, что основание г. Изяславля связано с деятельностью Изяслава Полоцкого, умершего в 1001 г.
Расширение полоцкой территории в северо-восточном направлении совершилось в первой четверти XI в. В отличие от Новгородской и Смоленской земель Полоцкая земля вначале лежала как бы в стороне от основной водной магистрали «из Варяг в Греки». Из Днепра был водный путь к Зап. Двине через Лукомль, как показывает топография кладов куфических монет{494}. Шел он волоком с Друти в Уллу и выходил к Зап. Двине недалеко от Полоцка, несколько ниже по течению реки. Этим путем могли ездить, к морю по Зап. Двине.
На северо-востоке по. соседству с полоцкой территорией были места, через которые шли основные пути «из Варяг в Греки». Один шел через Витебск, городище которого возникло не позднее IX в.{495} Близ города впадала в Зап. Двину р. Лучеса, верховья которой подходят почти к самому Днепру. Кроме того, р. Обольянка, приток Лучесы, верховьями своими сближается с Одровью, притоком Днепра, и с Друтью, впадающей в Днепр{496}. Другой, важнейший путь «из Варяг в Греки» пролегал через Усвят. Верх Ловати близко подходит к оз. Усвяту. Из озера течет в Зап. Двину р. Усвяч, и почти против нее в Двину же впадает Каспля, подходящая верховьями своими почти к самому Днепру{497} (см. ниже главу X). Писцовая книга XVI в. отмечает, «над оз. над Усвятом городище Старое Усвятцкое, а на городище земля пашенная»{498}. В поисках новых доходов Полоцк стремится распространить свою власть туда, где были наиболее платежеспособные «веси и города». На рубеже второго и третьего десятилетий XI в. Усвят и Витебск стали предметом вожделений полоцких властителей.
Между тем на эти места, во всяком случае на Усвят, должен был претендовать Новгород: отсюда вытекала новгородская Ловать, служившая воротами в сердце, в «середу» Новгородской земли, использованными впоследствии Литвою для набегов на Новгородскую «область». Сюда же, вероятно, до междуречья Днепра и Зап. Двины, доходили киевские князья, когда «со всеми россами» они, как свидетельствует Константин Багрянородный, ходили в полюдье в земли кривичей. Выше, в главе V мы выяснили, что нападение Брячислава на Новгород было связано с притязаниями Полоцка на территорию, прилегавшую к верховьям Ловати. Ярослав разбил Брячислава, затем вызвал его на переговоры, предлагая ему Усвят и Витебск, но вместе с тем требуя, чтобы Брячислав признал его руководящую роль. Соглашение состоялось, и Полоцк, таким образом, получил важнейшую территорию на пути «из Варяг в Греки». Любопытно, что «Eymundar Saga» (передающая события в сильно искаженном виде) говорит, что предметом раздора между тремя князьями были «города», «деревни», «веси» и «торги», «удобные для сбора доходов»{499}.
Нарастание полоцкой территории, согласно ряду признаков, продолжалось во второй половине XI в. Оно шло в нескольких направлениях. Во-первых, на север, пока полоцкая дань не встретилась с псковско- новгородской. Во-вторых, Полоцк распространял свою дань на народы, обитавшие на северо-западе от него: на семигаллов, куронов и ливов. В-третьих, на западе данью обкладывались литовцы. На востоке Полоцк владел значительной частью течения р. Друти. Но здесь он стремился распространить свою дань на места, уже бывшие под властью другого «областного» центра — Смоленска, захватить места по течению Днепра.
Выше (в главе V) мы говорили, что в 60-х годах XI в. начинаются нападения Всеслава на новгородскую территорию: сначала на Псков (1065 г.), затем на Новгород (1066–1067 гг.). Место, где был разбит Мстислав Изяславич Новгородский (на Черохе), свидетельствует о том, что Всеслав Полоцкий шел с юго-востока на Псков, т. е., всего вернее, через территорию, где со временем сложилась Пусторжевская волость. Вскоре он напал и на Новгород, причем угнал в плен население целого района (погоста). Эти данные позволяют думать, что к середине 60-х годов XI в. полоцкая дань на севере вошла в соприкосновение с новгородско- псковской.
Естественно думать, что в это же время и в последующие десятилетия полоцкая дань распространялась на северо-западе. Возможно, что в этом направлении полоцкие князья с полочанами ходили за данью в очень древние времена. Но борьба с народом, обитавшим к югу от нижней Двины, продолжалась еще в начале XII в.
Среди данников «Руси» «Повесть временных лет» упоминает «Либь» или «Ливь», т. е. ливов, народ, родственный финнам, обитавший на нижнем течении Зап. Двины и близ побережья Балтийского моря. Мы знаем, что автор «Повести временных лет» называет «Русью» в данном случае восточных славян. На среднем течении Зап. Двины господствовали полочане. Киевское и новгородское летописание до нас дошло, но оно ни слова не говорит о походах киевских или новгородских князей на ливов. Приходится сделать вывод, что в начале XII в. с ливов собирали дань полоцкие князья. Такой вывод в полной мере подтверждается показаниями западноевропейских хроник и известиями русской летописи XII в. Генрих Латвийский прямо свидетельствует, что священник Мейнард (в конце XII в.) получил разрешение проповедывать среди ливов «от короля полоцкого Владимира (Woldemaro de
