— Все правильно.
Полицейские переглянулись. Невысокий плотный мужчина по фамилии Беллис задавал вопросы, например, про депрессию. А его высокий и худой напарник Инман оставался в это время на втором плане, делал пометки в блокноте и прогуливался по первому этажу. Мы ответили отрицательно на все вопросы — и Хауи, и Арт, и я. Доктор Кейд в это время звонил, потом беседовал с Беллисом. Я не помню, о чем они говорили — что-то про убегающих детей и высокий коэффициент умственного развития. Нет, Дэн не принимал наркотики. Нет, он отлично учился и нисколько не беспокоился из-за занятий. Нет, у него не было проблем в общении, и общался он только с нормальными людьми. Ни с кем не ругался, все его связи были благопристойными.
Хауи перешел на кофе и потел от усилий, пытаясь выглядеть трезвым, пока полицейский с мрачным видом задавал кажущийся бесконечным поток болезненных и отвратительных вопросов. Я же думал, что мог бы, как сумасшедший у Эдгара По, отвести их к точному месту в пруду, бросить камень в воду и закричать: «Я не буду больше притворяться! Я признаюсь! Здесь! Здесь лежит труп!»
Беллис снова посмотрел на лист бумага и покачал головой.
— Мне это не кажется предсмертной запиской, — заявил он доктору Кейду. — Почему вы так решили?
Профессор перевел ему записку и вздохнул.
— Это послание, которое не предвещает ничего хорошего, — сказал он устало и терпеливо, словно измучился после общения с двумя людьми, которых, несомненно, считал невеждами, хотя и с благими намерениями.
Они, в свою очередь, только кивнули с серьезным видом, хотя я видел по выражениям лиц полисменов, что они считали все дело слишком раздутым.
Полицейские поинтересовались насчет поисков в окружающем дом лесу. Арт ответил, что мы прошли почти милю, до конца участка доктора Кейда, где находится большой овраг, отделяющий эту территорию от детского сада. И, конечно, пока еще не поговорили со всеми друзьями Дэна, хотя не считаем, что у него их было много. Определенно, нет таких, у кого бы он остановился, не поставив нас в известность. Мы были его самыми близкими друзьями, — заявил я им.
— И вы все живете здесь, верно? — спросил Инман, так и державшийся в тени.
— Они на меня работают, — гордо сообщил доктор Кейд. — В обмен на это я предоставляю кров и стол.
— Неплохо устроено, — заметил полисмен и улыбнулся с профессиональной строгостью, после чего возвратился к своим записям.
Мы не ложились до двух ночи. В камине остались только искры и угольки, которые недавно помешивал Арт. Полиция уехала с запиской и бумажником Дэна. Они отправились в Абердин на встречу со службой безопасности университета. Инман обыскал комнату Дэнни и обнаружил бумажник под кроватью, а когда принес его вниз, все переменилось. Беллис открыл новую страницу в блокноте и молча что-то записал. Инман спросил разрешения воспользоваться телефоном. Хауи мерил шагами комнату, пока Артур не попросил его сесть. Доктор Кейд спросил, не хочет ли кто-то выпить чаю.
Полиция заверила нас, что объявление будет сделано завтра утром. Всех студентов и преподавателей попросят сообщить, если те увидят Дэниела. Заодно свяжутся с родственниками Дэна, достанут его личное дело и начнут поиски. Но, судя по серьезным взглядам полицейских, стало очевидно: обнаружение бумажника Дэнни послужило плохим знаком.
Доктор Кейд позвонил миссис Хиггинс и оставил сообщение на автоответчике. Он сказал, что с ее сыном возникла проблема, и попросил сразу же перезвонить. После ухода полиции профессор отправился наверх спать. Арт, Хауи и я остались в гостиной. Каждый из нас мучился от чувства вины — заслуженной или нет. Мне в голову приходил только один образ, весьма странный и диковинный. Он был из Дантова «Ада». Мы с Артом попали в восьмой круг, сидим на спине Гериона, хватаясь за дурно пахнущий мех, и носимся по кругу обманщиков. Хауи смотрит на пески пустыни под сильным дождем и ищет потерянного друга…
Все было мрачно и запутано. Я думаю, что мог бы сделать нечто радикальное, если бы с самого утра не сбежал из своей комнаты и не отправился в студенческий городок.
Я безумно устал. Но это оказалось хорошо, поскольку позволяло ни о чем не думать. Голова была тяжелой, я словно впал в полубессознательное состояние. Прошлой ночью Арт не давал мне спать, зашел ко мне в четыре утра, чтобы поговорить о тройном толковании литературы Оригеном. Какие-то обрывки всплывали у меня из подсознания… «Телесное, духовное, образное…» Еще была интерпретация святого Августина. «Littera gesta docet quid credis allegoria; quid agis moralis, quo tendis anagogia». «Литература объясняет, для чего нужно верить в аллегорию, для чего необходимо возвышать мораль, и почему нужно раскрывать внутренний смысл».
Новость об исчезновении Дэна уже разносилась и распространялась по коридорам, кафе и факультетам, словно пожар по сухой равнине. Я слышал, как имя Дэнни упоминали в каждом разговоре от ступеней, ведущих в Торрен-холл до мужского туалета на первом этаже Гаррингер-холла. Сплетничали об этом и в очереди за кофе в «Горошине». Слово «пропал» или даже выражение «пропал без вести» повторяли, как мантру — шептали, произносили нарочито эмоционально и театрально. Собирались и расходились группы молящихся. Организовывались импровизированные поисковые группы, которые отправлялись в лес, окружающий студенческий городок. «Поисковики» возбужденно кричали, их голоса эхом отдавались от покрытых снегом возвышенностей. Копии фотографии Дэна прикрепили к доскам во всех коридорах и холлах, но качество было плохим, они получились слишком темными. В результате, Дэнни выглядел, как какой-то дикарь в рубашке с галстуком.
Стоял очень ясный день, морозный и ветреный, небо было голубым, далекие горы, окружающие Стэнтонскую долину, напоминали предгрозовые облака, собравшиеся на горизонте. Я ходил из здания в здание со стаканом горячего шоколада в руке, на меня никто не обращал внимания.
Я заметил Хауи, держащего руки в карманах, который быстрым шагом пересекал университетский двор. Как и обычно, оделся он не по погоде, слишком легко. Художник шел с опущенной головой. На мгновение у меня возникло желание его окликнуть, но стало понятно, что сказать ему будет нечего.
Примерно в середине дня я оказался в Моресовской библиотеке — впервые за несколько недель. Я начал читать книгу о Месопотамии, снова и снова повторяя про себя одно и то же предложение и находя успокоение в повторении. «Между реками Евфрат и Тигр земля была плоской, но тут и там в долине поднимались таинственные холмы…»
Дверь резко распахнулась, вошел Арт. Полы длинного черного пальто развивались у него за спиной, словно крылья гигантской вороны, вьющиеся волосы он зачесал назад, изо рта торчала дымящаяся трубка. Лицо у него раскраснелось от холода. Одет Артур был вроде бы в новый костюм темно-синего цвета с бордовым галстуком Похоже, он меня вначале не заметил, переводя взгляд с одной стены на другую, потом Арт уставился вперед, в проем между уходящими вдаль пыльными книжными стеллажами.
Я закрыл книгу и откинулся на спинку стула. Арт остановился у края большого ковра с восточным рисунком и устремил взор на меня. Он молча стоял в тусклом свете, и благодаря его росту создавалось впечатление, будто Артур нависает надо всем, оставаясь на краю ковра и вынув трубку изо рта.
— Ты видел Корнелия? — спросил он.
Я ответил:
— Какое-то время не видел.
Я не выходил на работу, и меня не волновало, возникнут ли из-за этого проблемы, или нет.
— Он болен, — сообщил Артур. — Ему делали химиотерапию в больнице святого Михаила. Подозревают рак желудка. Я подумал, может, его выписали…
Арт затянулся трубкой, несмотря на запрет на курение в библиотеке.
У Корнелия Грейвса — рак желудка. Он не бессмертен. Все это — сумасшествие, как я и подозревал. Карты с драконами, его глупые старые книга, голуби… Все это — полное сумасшествие!
— Это серьезно? — спросил я.
— Рак? — Артур пожал плечами. — Я навещал его на прошлой неделе. Выглядел он не очень хорошо.
