Впереди еще новая, неожиданная опасность: как перевалить хребет? Всюду пропасти и обрывы, покрытые снегом. Но и тут нам помог этот старый казак. Он долго всматривался и изучал местность, а потом решительно повел нас в определенном направлении. Направление это оказалось верным, и через несколько часов мы уже начали спускаться.
Когда потом я смотрела по карте, то получилось, что за эти дни мы прошли 70 верст и перевалили три хребта.
Потом работали за кусок хлеба у «бауэров», и тут было тоже чудо. Один раз приехали англичане искать бежавших казаков. Рядом, в комнате на чердаке, где была и наша каморка, безудержно рыдал «обнаруженный» ими казак.
Я схватила свою девочку на руки и решила: живой не дамся, прыгну с нею в окно… Убьюсь сама и ее убью… Только молюсь: «Господи, не допусти до такого греха, Господи, не допусти!» А сама стою у окошка. Входит сержант и спрашивает бумаги. Руки дрожат…
Посмотрел, подумал, долго переворачивал документы брата, которому тогда было 17 лет, и вдруг процедил: «Олл раит», повернулся и быстро вышел. Господь и в третий раз спас нас всех.
Тропа измены
Что — порок и что — добродетель?
Все на золото разменялось!
Где найдем мы теперь на свете
Справедливость, любовь и жалость?
Для чего еще сердце нужно?
Без него, как-никак спокойней:
Можно жить с палачами дружно
И с любой согласиться бойней!
Совесть мира выносит много —
Растяжимы ее границы —
И в свидетели даже Бога
Призывает, когда случится.
Где — хорошее? где — плохое?
Всюду просто — закономерность.
И давно ничего не стоит
Обветшалое слово: верность.
Что же, верьте слезам, не верьте
И за кровь назначайте цену!
Есть в Европе Долина Смерти,
И ведет к ней тропа измены…
Та долина забыта всеми:
Привыкают к измене скоро!
О, придет ли такое время,
Что позор назовут позором?
1 июня 1945 года111
В 4.30 утра все жители лагеря собрались на поляне, на которой был устроен помост для богослужения. Детей, женщин, стариков, инвалидов и жен генералов Доманова и Соламахина поместили в средине. Я тоже стояла в толпе, поддерживая больную жену полковника М. Кругом, держась за руки, стояла цепь казаков и юнкеров.
Началось молебствие. Я думаю, что так горячо, как молились мы, редко кто молится.
Худые, бледные, с ввалившимися глазами, стояли тысячи смертников, молились, и слезы текли по их щекам.
— Смотрите! Звезда движется, — сказал один из казаков. И действительно, всем нам казалось, что на бледном небосклоне двигалась, бледнея, звездочка.
— И впрямь движется. Это хорошее предзнаменование, — сказал кто-то из толпы.
— Спаси, Господи, люди Твоя… — неслось стройное пение по тихому полю. Вдруг послышался гул моторов. Никто даже не обернулся. Гул все ближе
и ближе, и вот… к толпе подъехал на джипе майор Дэвис. С ним подхорунжий Полунин, который должен был встретить его у ворот. Рядом с джипом выстраивались крытые грузовики. Было семь часов утра. Майор Дэвис стоял, скрестив руки, и, видимо, ждал, когда окончится богослужение. Сколько времени он ждал, не знаю. Мотор загудел — он уехал.
Вскоре опять послышался гул моторов. Въехали танки (сколько, не могу сказать) и выстроились около толпы. Толпа подалась. Грянул залп. Стреляли холостыми патронами, но наэлектризованная толпа дрогнула и ринулась назад. Многие, крича, подняли руки. Англичане, видимо, на это и рассчитывали, начали хватать ближе стоявших, тащить их к грузовикам и бросать туда. Тех, кто держал цепь, били палками и прикладами. Раздался второй залп… Танки двинулись на толпу. В толпе началась паника, люди в ужасе отступали, давя собственных детей и женщин. Раздались душераздирающие вопли и плач.
Британские солдаты расхрабрились: били, хватали выпрыгивающих из грузовиков, избивали палками и вновь вбрасывали туда… Толпа с воплем отступала. Сзади, на поляне, были сложены доски; многие, в том числе и я, упали на них. По моим ногам пробегали обезумевшие люди. Все смешалось: пение молитв, стоны, вопли, крики несчастных, которых схватили, детский плач, грубые оклики солдат… Били, даже священников, которые, подняв крест над головой, продолжали молиться… Я молилась, чтобы Господь помог подняться. Поднявшись, я побежала вместе с толпой через сломанный забор за пределы лагеря на другую поляну. Там многие, упав на колени, со священниками во главе, с обезумевшими лицами продолжали молиться. Другие бросились к мосту через реку и дальше в горы. Каждым руководила одна мысль: «Сейчас дойдет очередь до меня, схватят, бросят в грузовик, и предстанешь пред очи красных палачей». Ужас охватил всех, как загнанные зайцы, бежали кто куда. Двум-трем казакам я перевязала платком разбитые прикладами головы. Единственное спасение — река, броситься в бурный поток и кончено…
Я добежала до реки. Женщины с криком бросали своих детей в поток и сами кидались за ними в воду… Это было так страшно, что я на минуту отвернулась — не могла смотреть. В это время раздались крики:
— Переводчицу, переводчицу! Ведутся переговоры.
Я перекрестилась и пошла обратно. Перед коленопреклоненной толпой стоял майор Дэвис. Увидев меня, он сказал:
— Наконец-то я Вас нашел. Почему Вы не встретили меня у ворот?
— Мое место с моими русскими людьми, — ответила я.
— Спросите, не видал ли кто-нибудь генеральшу Доманову. Мне нужна она и Соламахина.
— Майор спрашивает, — обратилась я к толпе, — где госпожа Доманова. Один казак сказал, что видел, как ее бросили в грузовик.
— Это неправда, — ответил майор. — Я просмотрел все грузовики, и ее там нет.
Другой казак сказал, что видел, как ее били палками, а потом Несли, по-видимому, в барак.
— А где госпожа Соламахина?
— Видели, как она бежала с криком к реке. Майор Дэвис повернулся ко мне.
— Будьте любезны, сопровождать меня по баракам, надо найти Доманову, возможно ей нужна медицинская помощь.
Подъехали в джипе к первому — 6-му бараку. Вошли. Майор пошел к умывалке, а мне поручил осмотреть барак, нет ли там Домановой.
— Если найдете, придите мне сказать, — распорядился он.
Я пошла по комнатам, зовя тихо: «Мария Ивановна!» И думала, что если найду ее, то спрячу.
Но Домановой в бараке не было. Вернулась к майору. Дверь в умывалку была открыта. Он стоял с
