— А полковника моего ты ловко отбрил. Он у нас человек, безусловно, талантливый, но любит порисоваться. Совещания, заседания, в общем, хочется иногда показать себя. Тоже, знаешь, двигатель. Честолюбие помогло, как известно, Гоголю стать великим писателем.
И Седой вспомнил несостоявшееся совещание в разведотделе фронта.
Красавец полковник со смешной фамилией Кембытько представил Седого как крупного специалиста по тыловым диверсиям и попросил рассказать собравшимся о намечавшейся операции. Людей в отделе было много, да еще стенографистка. Она совсем вывела Долгинцова из равновесия. И он грубовато сказал:
— Хорошо бы все делать тихо... и без свидетелей.
Полковник взорвался:
— Вы что же, считаете совещание лишним? Мы ведь тоже не совсем тупицы, капитан. Головы дивизионной, армейской, фронтовой разведки. Лучшие головы, можно сказать, в вашем распоряжении.
— Я ничего но считаю, — устало сказал Седой. — Когда об операции знает сорок человек, включая стенографистку, видимо, нет смысла пересекать линию фронта. Можно напороться на засаду.
— Ну, знаете, капитан!
— Знаю.
Это была неслыханная дерзость. Полковника сдерживало спокойствие генерала, присутствовавшего на совещании. Тот сидел прямо и в упор рассматривал Седого. Потом тихо, но внятно произнес:
— Совещание закончено.
Седой усмехнулся воспоминаниям. Кембытько тогда как-то сразу сник, увял, весь его лоск поблек. Он почти застенчиво посмотрел на Седого и вдруг подмигнул ему весело и озорно, и Долгинцов понял, что человек этот незлобив, может быть, даже добр и неглуп, но вот явилась знаменитость, то есть он, Седой, и в человеке заговорило самолюбие, захотелось показать себя. Но и еще кое-что понял Седой. Генералу тоже хотелось посмотреть, как поведет себя «знаменитый капитан», потому и разрешил совещание.
— ...В разведке это только мешает, товарищ маршал, — запоздало ответил Седой.
— Ох и суров ты, капитан!
Маршал осторожно снял очки, и Седой увидел добрые, небесной синевы глаза.
— Говори, — кивнул маршал и отодвинул пустую чашку.
Седой глубоко вздохнул и негромко стал докладывать:
— Я достал мелкомасштабную карту района, где предполагается расположение склада. На карте около тридцати малых и шесть больших пещер.
— Думаешь, склад в пещере?
— Немцы лишнюю работу делать не станут. Пещера — и маскировка, и неуязвимость для авиации.
— Почему такое странное название склада — «Рай»?
— Пока не знаю, товарищ маршал.
— Давай дальше.
— Нужно искать, товарищ маршал. Вывозят же они горючку — значит, коммуникации есть. В районе, где исчезли группы, три шоссейных и семь проселочных дорог...
— Где карту-то достал? — внезапно спросил командующий.
— В музее, товарищ маршал. Тут краеведческий музей, экспонаты разные, чучела животных, сталактиты, сталагмиты. И карты. Есть и схемы всех пещер. Не заблудимся.
— Ну и бес ты, капитан. А мои разведчики рохли. Сколько стоим!
— Не скажите. Мне пришлось покопаться, как прилетел — все искал. В подвале в архиве обнаружил.
— Знал, что есть, должна быть, вот и обнаружил, — проворчал командующий. И тут же спросил: — Что думаешь об охране склада?
— Как зеницу ока сторожат — значит, не меньше батальона. СС, конечно.
— Думал, как бы сам охранял?
— Думал.
— И что же?
— Если пещера имеет один выход, он же вход, въезд или что там еще, сделал бы стальные воздухонепроницаемые ворота и пустил в пещеру газ.
— Как это?
— А так. Кроме специальной команды в противогазах, никто туда войти не сможет — мучительная смерть.
— Но ведь у тех, кто захочет войти, тоже могут быть противогазы.
— Конечно. Но они не будут знать, какой газ пущен в пещеру.
— И какой же вы бы пустили?
— Последнюю немецкую новинку — газ табун. От него не спасут никакие противогазы, только специальные металлические скафандры.
— Да, капитан, в фантазии тебе не откажешь.
— Немцам тоже, товарищ маршал.
— Я имел в виду аналитичность твоего ума. Можно сказать, комплимент тебе приготовил. Вот и о табуне больше меня знаешь. Ну, да ладно. Интересно мне теперь знать... — Командующий строго взглянул на Седого. — Фронт послал три группы. Ни от одной нет известий. Что думаешь?
— Группы были сброшены с самолетов в район предполагаемого склада. Правда, я не уверен, что он там. Немцы могли использовать шоссе как отвлекающую магистраль, а горючее вывозить проселками по ночам с определенным интервалом. Что касается групп... Ночи ясные, товарищ маршал, парашютист в небе виден за десять километров. Много раз сам видел. И землю и с земли. Ох, как плохо прыгать светлой летней ночью! Как раздетым на женский пляж войти.
Маршал удивленно гмыкнул, потом тихонько рассмеялся.
— Значит, пойдешь пешком. Не далеко?
— Далеко, близко — не проблема. Группа должна выйти на цель. Время — субстанция в данном случае растяжимая. Я бы очень вас просил параллельно с моей готовить группу для заброски с воздуха. Заброски может не быть, но вот сделать ее подготовку заметной...
— Понятно. Ох, хитер! Ты потребовал у фронтовой разведки разыскать своих людей. Что же моим разведчикам не веришь? Или нехороши?
— Хороши, товарищ маршал. И в ближнем бою, и стрелки отменные. И верю я, конечно, ребятам. Но моим верю я, как себе. Моих я знаю с пеленок, я имею в виду разведку. Знаю, кто что может. А с вашими людьми я буду слепой. И еще. Я просил двух разведчиков-югославов родом из предполагаемого квадрата. Хорошо, если бы они немного знали русский.
— Ждем ответа из штаба Тито. Но они-то будут совсем чужие.
— Ни один из моих людей не знает сербского языка и местность. И много всего... Что носят, например, сербские пастухи на голове, во что одеваются, какие у них привычки? Где найти в горах родник?
— Что ты меня агитируешь? Я же согласен с тобой, — улыбнулся маршал.
Он поднялся с кресла, прошел в угол комнаты, где стоял сейф, скрипнул дверцей. В руках его появились черная бутылка с цветистой этикеткой и два фужера.
— «Осборн», капитан. Коньяк высшей марки. Пахнет солнцем Андалузии. Поди, и не пробовал такого?
— Всяко приходилось, товарищ маршал.
— Да, я и забыл, что ты специалист по немецким тылам, — усмехнулся командующий. — Учти, пью редко и не со всяким человеком. Но с тобой выпью. И вот за что...
Командующий вдруг посуровел, легкая тень набежала на лицо.
— Войну мы выиграли. Теперь можно так сказать. А солдаты продолжают умирать. Наши, советские люди, капитан. Ты лучше меня знаешь, что такое тысячи тонн бензина. Но если не взлетит хотя бы сотня самолетов врага, если не двинется хотя бы полсотни танков, это значит — сберегут головы тысячи наших людей. Славянская кровь должна дорожать, капитан. Мы и так ее пролили достаточно. Вот я и хочу выпить за свою удачу.
Командующий разлил коньяк в фужеры, быстро взглянул на дверь, торопливо чокнулся и залпом выпил.
