супруга, увезя его в деревню. В нашу квартиру вселился еще один еврей. Это был солист Белорусского театра оперы и балета Бродский 45-ти лет отроду. Его жена — тоже солистка этого театра — была русской. Первое время она через проволоку передавала мужу еду, потом стала приходить все реже и вскоре совсем перестала его навещать, и он совсем сник.
Самая большая трагедия гетто были дети. Все лишения и беды они переносили молча: плача не было слышно; они все понимали и им не надо было ничего объяснять, даже кушать не просили. На них невозможно было смотреть. Когда с улицы доносились стрельба и крики, дети прижимались к взрослым.
Во время начавшихся облав мы боялись выпускать папу и Борю на улицу. В дома гитлеровцы еще не заходили. Но когда людей на улицах стало мало, нацисты начали вытаскивать их из домов. И вот днем 14 августа вначале стали слышны стрельба и крики людей, а затем вдруг распахнулась дверь, и в нашу квартиру ворвались два изверга. Их злобные рожи были похожи на морды диких зверей. Боря в этот момент был в маленькой комнате и успел заскочить на печь. Там же сидел Бродский. А папа сидел у стола в большой комнате. Изуверы бросились к нему и поволокли его на улицу.
Из окна мы увидели, что посреди мостовой, вымощенной булыжником, стояла толпа, окруженная немцами и полицаями. Туда и гнали людей из квартир. Когда согнали несчастных, их стали избивать, поставили на колени, а потом принудили их ползти по камням к стоявшим на обочине автомашинам. Тех, кто не мог идти, расстреливали на месте. Когда погрузили людей в машины, туда же бросили убитых. Больше мы папу не видели. Так погиб мой отец.
В гетто ели все, что можно было для этого приспособить. Пока было тепло, питались крапивой, варили из нее суп. Много росло такой травы вокруг еврейского кладбища, чтобы собрать ее там, надо было пройти по улице Республиканской. Однажды я пошла рвать крапиву. Впереди меня шла женщина, ведя за руку девочку двух-трех лет. Навстречу шел эсэсовец. Поравнявшись с женщиной, он вырвал из ее рук ребенка, бросил девочку на трамвайную линию и наступил ей сапогом на горло. Девочка даже не успела заплакать, только ножки задергались. Несчастная мать страшно завыла и рвала на себе волосы. От увиденного я не могла тронуться с места, а потом бросилась домой, заткнув уши, чтобы не слышать этот ужасный вой.
В сентябре гитлеровцы приступили к массовому уничтожению евреев в деревнях, местечках и небольших городах. Так 5 сентября, как и все евреи, погибла в Смолевичах моя старшая сестра Оля с детьми. Об этом мы узнали от супружеской пары, которой случайно удалось спастись и прибежать в гетто. Все евреи, проживавшие в небольших населенных пунктах, которым не удалось перебежать в гетто, к ноябрю были уничтожены.
Нас убивали не только физически, но и голодом. Иногда русские вешали мешочки с хлебом на колючую проволоку, ограждавшую гетто. Но те, кто пытался взять этот хлеб, зачастую оставался висеть на этой проволоке, будучи расстрелянными.
В гетто не осталось ни одной собаки, ни одной кошки — их съели.
Каждое утро в гетто мужчин и женщин выстраивали в колонны и гнали на тяжелые работы — погрузку и разгрузку железнодорожных вагонов, уборку городских улиц, чистку туалетов и другие работы. Эти люди получали в день один черпак какой-то баланды и 200 грамм хлеба, который пекли из каких-то отходов.
Однажды ночью в середине сентября в окно соседнего дома, где жила жена моего брата Рая со своими родителями, кто-то тихо постучал, потом еще раз и тоже тихо. Тогда поняли, что это не изверги. Боря открыл окно, замахал руками, зазывая кого-то. В окно пролез один, потом второй человек. Как только они очутились в комнате, мама всплеснула руками, а Ида тихо вскрикнула. Оказалось, что это был мой брат Яша и с ним парень по имени Юзик, проживавший до войны по соседству и призванный в армию вместе с Яшей. Мы были и рады, и огорчены. Рады, что Яша жив, но расстроены, что он оказался в гетто.
Яша рассказал, что воинская часть, в которой они служили, попала в окружение. Им в числе немногих удалось вырваться. Они двигались на восток по лесам и деревням, но дальше пути не было. Зная хорошо Минск, они пролезли через развалины. При себе они имели наганы с патронами, а в лесу недалеко от Минска закопали ручной пулемет.
Вначале оба они, не имея еврейской внешности, выходили на работы, блуждали по ближайшим деревням, избегая, конечно, встреч с немцами, приносили кое-какие продукты. Но цель у них была одна — найти связь с подпольем, в существовании которого они не сомневались. Однако поиски не увенчались успехом, и они задумали уйти в лес, чтобы встретить таких же, как они, «окруженцев».
Еще в октябре по гетто поползли слухи, что нацисты собираются к 7 ноября преподнести евреям какой-то «сюрприз». С начала ноября стало очень тревожно. Рано утром 5 ноября Яша, Боря, Юзик и случайно встреченная ими соученица Фаня ушли через развалины из гетто.
В соседнем с нашим дворе, где жила жена брата Сени Рая со своими родителями, был большой чердак и 6 ноября, когда стало особенно тревожно, семья решила перебраться на ночь на этот чердак. Рая пришла к нам и позвала с собой на чердак. Он сказала, что женщин с детьми и стариков трогать не будут. Ида сказала нам, чтобы мы послушали Раю, а она останется с ребенком и стариками, которые жили в нашей квартире. Там же остался Бродский. Кто знал, что мы видим всех их в последний раз.
Мы с мамой вслед за Раей забрались на чердак. Всего там собралось 26 человек.
Утром 7 ноября часов в 10 мы услышали шум машин, громкие голоса фашистов, началась стрельба и душераздирающие крики женщин и детей.
Изверги выволакивали из домов людей, многих расстреливали на улице, других заталкивали в большие крытые грузовики — это были душегубки, как все их называли. Когда машина ехала, внутрь подавался газ, и к ямам, которые были подготовлены в уже ранее упомянутом пригороде Минска — Тучинках, привозили уже задушенных газом людей.
Мы просидели на чердаке до вечера. Когда прекратилась стрельба, крики людей и говор фашистов и совсем стемнело, все сошли вниз.
В нашей квартире никого не было. Сестра Ида, ее 10-месячный ребенок, старики и певец Бродский погибли. Они и все, кто погиб в том первом массовом погроме, погребены в Тучинках.
Наутро мы вышли на улицу. Всех охватил ужас. Кругом — лужи не успевшей впитаться в землю крови, в крови и стены домов.
После первого погрома узники гетто стали создавать тайники или, как их называли, «малины», где можно было спрятаться. Почти под каждым домом, а они все были деревянные одноэтажные, находился погреб. Его расширяли, маскировали, там и прятались, если успевали. Еще делали двойные стенки и другие приспособления.
Все, оказавшиеся в этом гетто, постоянно находились на грани жизни и смерти. Она еще много раз была рядом со мной, кружилась вокруг, но судьбой мне было суждено выжить в этом страшном аду.
Через неделю после погрома пришли Яша, Боря, Юзик и Фаня, так и не нашедшие в лесах тех, кто выходил из окружения.
20-го ноября гитлеровские изверги устроили очередной погром. Они в этот раз набросились на детский дом, который был в гетто. Из него вывели детей и обслуживающий персонал, выстроили в колонну, избили, а потом повели к яме на Зеленом переулке. Детей, которые кричали, расстреливали по дороге. Улицы были устланы детскими трупами.
Нас этот погром миновал, поскольку мы незадолго до него перебрались в дом, найденный Яшей и Борей в районе развалин.
После 2-го погрома гетто сократили и, так как наше новое убежище оказалось вне гетто, пришлось вернуться в него. В поисках новой квартиры мы с мамой набрели на дом, где жил со своей семьей бывший начальник пионерского лагеря Лапидус. Он встретил нас приветливо и предложил остаться в его квартире.
Живя вместе с Лапидусом, мы заметили, что к нему часто приходят незнакомые люди. Он закрывался с ними в комнате. Мы поняли, что это неспроста. Решили проверить, как он отреагирует на сообщение, что Яша и Боря ушли в лес. Мама поговорила с Лапидусом и услышала в ответ, что она правильно делала, не сообщив даже ему об этом раньше. Потом он стал понемногу убеждать нас, что нужно из гетто бежать, он осторожно упомянул о наличии в гетто подпольных организаций. Но они не были взаимосвязаны во избежание провалов. Гитлеровцы к тому же подсылали ложных проводников-провокаторов.
После упомянутых выше двух погромов в гетто нацисты «освободили» большой район и создали новое гетто — для евреев, которых привозили из Европы. В конце ноября они поселили там евреев из Германии. Большинство из них прибыло из Гамбурга. Жили они там небедно, владели заводами, фабриками,
