Казалось бы, полковник-малец спрашивал спокойно, без угрозы, но подполковник почувствовал: за нарушение приказа командарма с него спросят. И строго.
— Видите ли, товарищ полковник, — сменил тон подполковник, — комбриг приказал мне сегодня же закончить оборудование его НП.
— Значит, он отменил приказ командарма?
— Нет, но…
— Ваше удостоверение личности.
Это было уже серьезно. В приказе командарма предусматривалось: за нарушение мер тактической и оперативной маскировки нарушителей наказывать по всей строгости, вплоть до отдачи под суд. А это… штрафбат.
— Товарищ полковник. Я сейчас же приму меры к наведению порядка, — загнусавил подполковник.
— Через десять-пятнадцать минут появятся «рамы».
— Успею.
— Подождем? — повернулся Березов к Семену Семеновичу.
Наверное, думал, что на фронте дисциплина не столь строгая?
— Засекаю время, — обратился Березов к подполковнику, и тот опрометью бросился к бригадному НП. Оттуда, видимо, позвонил по телефонной цепи, и работы прекратились, люди укрылись в том, что отрыли. Вскоре замкомбриг вернулся к полковникам, доложил об исполнении приказа.
— А чьи люди продолжают копаться?
— Соседа.
— Сержант, трассирующие пули есть?
— Так точно, товарищ полковник.
— Сумеешь ими побрить разгильдяев?
— Пара пустяков. На четверть от прически пролетят.
— Дай очередь, чтобы на полметра простучали над головами.
Сержант установил «деггяря» на ножки, дважды примерился и запустил веер красно-зеленых. Где они пролетели, люди мигом попадали на землю, а затем поползли в отрытые окопы.
На всем рубеже работы прекратились, через некоторое время разведчики и связисты, оборудовавшие НП, один за другим проползли к ходу сообщения, по нему прошли к лощине и по ней к дубовой роще.
О наведенном порядке Березов доложил комдиву.
— Фамилии командиров, отвечающих за соблюдение мер маскировки, записали?
— Да.
— Продиктуйте, — распорядился генерал.
Березов помялся, но все же назвал. Вечером к комдиву прибыли не провинившиеся, а их командиры. Представившись, они начали оправдываться.
— Если вы не призна?ете свою вину, я позвоню вашему командиру дивизии. Свободны. — И позвонил.
Полковник Богданов прибыл к Гуртьеву два часа спустя. Высокий, вдумчивый, на груди Золотая Звезда и значок депутата Верховного Совета. Разговор полковник начал с извинения за своих подчиненных. Потом объяснил причину некоторой их расхлябанности:
— Бригады дивизии формировались в разных местах, и я не имел времени приучить их к тому порядку, который должен соблюдаться на фронте. В Севастополе, где я командовал полком пушек-гаубиц, за такое нарушение виновники поплатились бы должностями. В преддверии операции я бы просил вас, товарищ генерал, этому делу не давать хода. Менять командира перед боем — все равно, что менять лошадей на переправе. Я провел с ними основательную беседу, уверен, они больше не посмеют нарушать маскировку.
— Что ж… вашему слову я поверю. Моим заместителям не понравилась еще одна черта поведения ваших подчиненных — высокомерие. Да, пехотные командиры зачастую моложе артиллерийских, поскольку боевая убыль их больше. Но ради установления боевого взаимодействия ваши командиры обязаны соблюдать определенный такт.
— Благодарю за высказанное замечание.
На следующий день комдив снова пригласил Березова к себе.
— Присаживайтесь к столу, Николай Васильевич. На этот раз не я отрываю вас от ваших прямых занятий. Позвонил командарм и распорядился: мне и вам завтра в десять быть на его НП. Он невдалеке от нашего. На нем будет работать очень высокое начальство. Вам придется выехать раньше и присмотреть за порядком вокруг. У вас это получается.
— Какая цель нашего приглашения к верхам?
— Полагаю, возможно, потребуется наше мнение по какому-то вопросу.
Начальство предпочло расположиться не в крытом НП, а в траншее, отрытой почти по урезу берегового обрыва. В центре — командующий фронтом, молодой генерал-лейтенант Попов с необычным именем Маркиан. Он отличался от командармов высоким ростом и своей моложавостью. Был моложе даже генерала Колпакчи, а тому не было еще и сорока пяти. Несмотря на свой очень высокий чин, держался он просто и по-деловому. Однако в этой простоте все чувствовали волевые начала и негласное пожелание: мы — товарищи, но воинские отношения не рекомендую нарушать. И оба командарма старались держаться соответственно, хотя годами были старше него, особенно Горбатов. За два года войны его бросали и перебрасывали с одной заурядной должности на другую, поскольку числился в списках без вины виноватых, а потому и обиженным. А от обиженного всего можно ждать. Но все же месяц назад доверили армию, и он думал только об одном — оправдать это доверие и доказать, что он действительно был невиновен.
Несколько особняком держался командир артиллерийского корпуса прорыва генерал Барсуков. На его лице давно и неизменно запечатлелась порода. Корни ее проросли в двух почвах. Прадед его получил дворянское звание за заслуги в прошлой Отечественной войне, отец продолжил службу в артиллерии. Барсуков отучился в артиллерийском кадетском корпусе, затем в академии. В революцию оказался на перепутье. Дальнейшую службу решил призыв военспецов в Красную Армию. И он добросовестно, но без энтузиазма отдал ей почти четверть века.
Назначение на артиллерийский корпус прорыва повышало значимость в собственной оценке — он посчитал себя равным с командармами. Хотя в корпусе было всего две дивизии, но в них четырнадцать бригад, более тридцати полков, более семисот орудий разных калибров, вплоть до особо мощных.
— Ну что, начнем, товарищи, — произнес ком-фронта действительно по-товарищески и тем в какой- то мере установил доверительные отношения, позволяя при необходимости высказывать все, в чем следовало разобраться. Выждав минуту, продолжил: — Фронту обещали придать танковую армию, но она не закончила формирование, и мы получим только корпус. Хороший, боевой, получивший гвардейское наименование под Сталинградом. Но надеяться на то, что при развитии тактического прорыва в оперативный он сделает нам погоду, нельзя. Танковые корпуса уязвимы и без нашей помощи желаемого не добьются. Поэтому…
Комфронта подробно объяснил, по каким маршрутам корпус будет выдвигаться к Зуше, где и кто обязан подготовить для него и танков НПП подводные мосты, когда для него должны быть освобождены дороги и колонные пути для выдвижения на рубеж развертывания и как необходимо подавить или сковать противника, чтобы корпус без больших помех вошел в прорыв.
— Какие будут вопросы или дополнения? — спросил комфронта пытливо.
— С вашего разрешения, товарищ генерал-лейтенант… Мне бы хотелось высказать пожелание, и весьма существенное, — произнес генерал Барсуков с той важностью, которая должна была привлечь к его словам внимание всех генералов.
— Пожалуйста.
Барсуков, слушавший командующего с опущенной головой, приподнял суховатое лицо, на котором выделялся тонкий нос с беловатой горбинкой. Все черты его выражали спокойную уверенность: что он скажет — объективная данность и необходимость, рассчитанные с математической точностью. Выступление
