вопросом:
— Вам необходимы мои соображения по решению?
— Естественно. Только не соображения, а предложения.
— Я готов высказать и предложения.
В высказанных репликах еще улавливалась не-притертость между командующим и начальником штаба. Желая оставаться весомой фигурой в управлении войсками фронта, Иванов с подчеркнутой четкостью доложил свои предложения, настоятельно рекомендуя командующему сохранить 1-ю танковую армию до решающего момента операции.
— А чем же тогда мы сможем помочь Чистякову? У него отчаянное положение. В случае обострения обстановки вдоль Симферопольского шоссе на тыловой рубеж можно переместить две дивизии с Псёла.
— Пошлите самолет-разведчик, пусть наш офицер разыщет на марше подходящие к нам танковые корпуса и определит, когда они смогут войти в назначенные им районы.
Большего командующему фронтом от начальника штаба пока не требовалось. Но и то, что требовалось, было крайне важно для принятия решения, которое могло развязать тот узел обстоятельств и противоречий, которые сплелись в полосе обороны 6-й армии и за ее пределами. Да, командарм обоснованно требовал помощи. Та, которая ему была уже выделена, позволила в какой-то мере сохранить целостность обороны, но эта целостность может быть разорвана в ходе очередного натиска танковых корпусов Гота. При подсчете возможностей армии, по которой противник мог нанести свои удары, соотношение сил выглядело вполне надежно — фронт располагал большим числом танков, но крепость новых немецких танков была вскрыта по тем единичным экземплярам, которые удалось подбить и захватить под Ленинградом и при попытке того же Манштейна пробить коридор от речонки Мышкова до окруженной армии в Сталинграде. Однако количество новых танков, собранных для наступления на Курск, позволило противнику получить новые способы действий своих соединений: группы «тигров», «фердинандов» и «пантер», объединенные с новыми «четверками» в таранные группы, своим огнем с дистанций, превышающих дальность прямого выстрела «тридцатьчетверок», расстраивали противотанковую оборону, а затем боевые линии «четверок», «троек», и мотопехота зачищала те районы, которые немецкие командующие и командиры наметили для захвата.
Ватутин в раздумье ушел в себя, пытаясь вскрыть изъян в примененном противником методе наступления. И кое-что разглядел: в методе «прогрызания», кажется, заметен оперативный норок — таранные группы танков после третьего штурма обороны дивизий первого эшелона не использовали благоприятный момент для рывка вперед. Эшелон развития прорыва у них вообще не создан. Значит, прорыв будет вестись с тактическим продвижением, то есть по пять — восемь километров за день. Это предоставляет нам возможность направлять резервы туда, где в обороне наметятся разрывы.
«Так-то оно так, — придержал ход мысли Ватутин, — но армейских резервов и части фронтовых, выделенных Чистякову, оказалось недостаточно, чтобы предотвратить прорыв главной полосы обороны. Рокоссовскому это удалось, поскольку он заранее занял войсками полосы обороны. И вот… Он задержал вражеские танки на второй позиции. К исходу дня рассчитывает заставить 9-ю армию протоптаться на третьей, а ночью перенести усилия войск Пухова на вторую полосу обороны, что позволит зажать группировку врага в выдолбленной ею рытвине. Вероятно, Константин Константинович сам или по подсказке Жукова принял более рациональное решение, но свое уже не переиграешь, — с сожалением подумал Ватутин. — Такое возможно только на съемках кино. Надо решать, какие указания отдать генералу Чистякову».
Казалось бы, поправить свое решение было несложно. Задача фронта остается прежней — оборонять Обоянь-Курское направление. Его и следует срочно усиливать. Но чем? За десять часов сражения командарм израсходовал почти все общевойсковые и противотанковые резервы. Из весомых осталось только танковая армия. Вроде бы нависшая опасность прорыва второй, а затем и тыловой полос обороны позволила без долгих раздумий просить Верховного, чтобы разрешил ввести танковую армию в сражение. Но, но… Он может сказать: оборонительная операция фронта — часть летней кампании. В ходе нее предстоит не только сорвать летнее наступление групп армий вермахта, но и освободить западные области России, восточные Белоруссии и всю Левобережную Украину с ее промышленными и продовольственными районами. Используешь танковую армию в обороне, чем тогда будешь осуществлять наступление к Днепру, к матери русских городов — Киеву?
Ватутину вспомнилось обсуждение в Ставке замысла той части летней кампании, в которой предстояло освободить огромную территорию. По фронту — за восемьсот километров, по глубине — от трехсот до пятисот. Следовательно, главные силы фронта с танковой армией в их числе должны быть использованы в контрнаступлении. Отсюда, танковую армию надо сохранить до решающей схватки с врагом. Но?.. Если вражеские танковые корпуса прорвутся за пределы обороны фронта, Ставке придется более крупные силы направить против них. Это одно. Контрнаступление Брянского и Центрального фронтов с юга лишатся опорных районов, и они вынуждены будут с оглядкой влево, наступать к Днепру, а наступление Степного вообще может не состояться — его армии придется направлять против войск немецких групп армий. Отсюда?..
Комфронтом опять приостановил ход своих рассуждений. Продолжил с других положений. Не может быть, чтобы германское командование в решающей кампании ограничилось наступлением на одном стратегическом направлении. В Донбассе стоит 19-я танковая армия, такая же мощная, как и те, что начали наступление в полосе его фронта. Группировкой войск с одним танковым корпусом в ней Манштейн повременит наносить удары к Нижнему Осколу. Но когда стратегический фронт на Средне-Русской возвышенности будет раздроблен, наступление армий южного крыла группы армий Манштейна вполне вероятно. Отсюда?..
Который уже раз Ватутин произнес это слово, но формулировать решение приостанавливался. Подошел к карте, на которой была начертана обстановка пяти фронтов — Западный, Брянский, Центральный, Воронежский и Юго-Западный. Мысленно сформулировал решение, стукнул ладонями по столу и позвонил адъютанту:
— Соедините меня с Василевским.
Василевский ответил тотчас.
— Александр Михайлович, прошу выслушать мое решение.
— Жду.
— Считаю необходимым выдвинуть Первую танковую армию на вторую полосу обороны. Без нее армия Чистякова окончательно может быть разгромлена и противник образует такую брешь, что Ставке будет трудно залатать дыры Степным фронтом.
— Нужна моя поддержка или сам доложишь свое решение Верховному?
— Доложу и выложу доводы сам. Если согласен с моим замыслом, прошу поддержать.
— На мою поддержку можешь рассчитывать.
Перед тем как позвонить Верховному, Ватутин дважды набрал в широкую грудь воздуха и только затем взял трубку «вертушки». Несмотря на то, что он много раз лично докладывал Верховному и выслушивал его указания, а сегодня уже трижды отвечал на его звонки и докладывал о ходе отражения натиска вражеских группировок, сейчас испытывал противную робость, причину которой не мог объяснить себе. Вспомнилась прошлая весна, когда он, Ватутин, перегруппировку немецких дивизий расценил как подготовку Манштейном к отводу войск за Днепр, что оказалась грубой ошибкой, ибо вместо отступления Манштейн предпринял контрнаступление и его, Ватутина, армии оказались отброшенными за Северный Донец… Верховный тогда часть вины взял на себя, поскольку утвердил его решение овладеть Днепропетровском и Запорожьем. Сейчас подобный оборот дел еще не просматривался — армия Гота вклинилась только на 4–7 километров, а армейская группа «Кампф» на Северном Донце лишь захватила небольшой плацдарм. И все же…
Когда Верховный произнес «Слушаю вас, товарищ Ватутин», Николай Федорович, укротив волнение, четко доложил свой замысел по вводу в сражение 1-й танковой армии.
Вопрос последовал после долгой паузы:
— Не рано ли, товарищ Ватутин?
— Мне больше нечем подкрепить Шестую гвардейскую.
— Фронтовой резерв использовать в первые дни оборонительной операции?!
