беседы.
Маджента беззвучно плакала. Их постоянный столик стоял у панорамного окна с видом на бухту и порт. Внизу, под скалой — если прижаться к стеклу лбом, то можно было увидеть и отсюда — разгружались торговые корабли. Несколько парусов цветными пятнами украшали водную гладь. Длинная отмель выходила из бухты, показывая голубой язык синему океану. На дальнем мысу помигивал маяк. На другой стороне бухты город красными и черными крышами вползал на холм, поблескивая тысячами окон. Обычно от этой картины у Нэя захватывало дух, но сейчас все казалось тусклым, серым и плоским.
— Если у тебя нет аппетита, пойдем домой, — просительно сказал он. — Вернемся попозже, выпьем чаю, попробуем новый десерт — Эмиль обещал что-то сногсшибательное…
— Ты будто не понимаешь, — отвернувшись от зала к окну, она промокнула платком глаза, — или не хочешь понимать. Дело не в аппетите. Я не просто хочу есть, я зверски голодна. И меня убивает, что приходится есть
Нэй посмотрел в ее тарелку. Безупречный кусок говядины — филе под зеленым перцем — исходил соком, источал будоражащий аромат, идеально поджаренные баклажаны и цукини полукругом обрамляли главное блюдо. Нэй сегодня предпочел рыбу и заканчивал свежайшее фритто мисто. «Эмилиан Хауз» считался одним из лучших мест в городе. Мадж к мясу даже не притронулась. Болезнь возвращалась снова.
— Ты же знаешь, — негромко и настойчиво сказал он, — все равно нужно немного поесть. Хотя бы немного. Ладно?
Мадж, не поднимая глаз, взяла нож и вилку. Она механически запихивала в рот кусок за куском, глотала через силу и тяжело молчала.
Эмилио, заметно поседевший за последние два года, возник у стола и бросил на Мадженту встревоженный взгляд.
— Графиня, повар пережарил мясо? Я распоряжусь…
Мадж посмотрела на него безмятежно
— Что вы, Эмиль! Нигде в округе так не приготовят филетто алла пеппе верде. Просто мне немного нездоровится, а сэр Солбери сегодня не в духе, и от его историй у меня пропадает охота к еде.
Подлив ей вина, метрдотель хотел оставить их.
— Осталось ждать недолго, мой мальчик? — обратился к нему Нэй.
— Да, граф, — Эмилио сразу повеселел. — «Санта-Диана» должна отшвартоваться к утру — а значит, уже к выходным я накормлю вас канокки под острым соусом, брандзино-в-соли, а вместо эспрессо буду предлагать моретту.
— Нэй, мы уже договаривались, что совершенно ни к чему прилюдно называть мальчиком нашего величественного Эмиля!
— Что вы, графиня, это честь…
— Когда мы с Маджентой и твоим отцом, — Нэй слегка откинулся в кресле, пускаясь в воспоминания, — только собирались застраивать эту скалу…
— Нэй, оставь это до столетнего юбилея!
— Ну нет, три года скрывать от мальчика такую историю…
— Нэй!..
Подобие спокойствия было восстановлено. Впрочем, от десерта Мадж все равно отказалась.
Доктор Кинли, то поправляя пенсне, то теребя подтяжки, ходил перед Нэем из угла в угол своего кабинета — от старомодного скелета у шторы до подставки для зонтов у входной двери. Изумительный наборный паркет был изрядно стерт по маршруту его движения.
— Поймите, сэр, недуг вашей супруги выходит за рамки терминологии «здоров — болен». С точки зрения классической психологии, она много ближе к нормальному состоянию, чем вы или я, или кто угодно. Другое дело, что теперь мы вынуждены пользоваться другими мерками.
— Теперь?
— Последние двести лет, сэр… — где-то запиликал сигнал вызова, Кинли отошел к окну, прикрывая ладонью ухо, чтобы лучше слышать, и начал тихий разговор.
Его офис располагался на другом конце города. Отсюда, с противоположной стороны бухты, был хорошо виден порт, игрушечный на фоне массивной серой скалы с искоркой «Эмилиан Хауз» на вершине. Несколько кранов деловито растаскивали контейнеры с большого сухогруза. Наверное, пришло кулинарное оборудование для Эмилио, подумал Нэй. У мальчика будут горячие деньки — установка, тестирование, калибровка проектора, ввод рецептур… А точнее, ночи — с утра до вечера ресторан оккупирован посетителями.
— Извините, граф, — Кинли вернулся к столу и сел напротив Нэя. — Итак. Здоровье госпожи Солбери с учетом принятых за последние месяцы мер не вызывает опасений. Плановые коррекции понадобятся не ранее, чем через полтора-два года. Но изменения мозговых тканей вокруг импланта необратимы.
— Неоперабельны?
— Ну почему же! Операбельно все. Но не здесь. А без импланта графиня вряд ли перенесет путешествие в метрополию.
Нэй, стараясь оставаться спокойным, повернулся к окну.
А Кинли бесстрастно продолжал:
— Поэтому необходим психолог, прежде всего психолог. В таком возрасте лишиться контакта с имплантом — это страшный шок. Вас ждут тяжелые времена.
Набережная белого мрамора, тянувшаяся от порта почти до самого маяка, была их излюбленным местом прогулок. Неспешную красивую пару в том запредельном возрасте, когда счет лет становится чистой абстракцией — что это может означать: двести лет на двоих? — знали в лицо. С ними неизменно уважительно здоровались продавцы сувениров и прохладительных напитков, шарманщик и чистильщики обуви, хозяин лодочного проката и музыкант, вечерами собирающий толпу перед своими диковинными инструментами.
По осанке стариков не составляло труда догадаться, что им не однажды доводилось бывать на приемах у королевы. Граф и графиня Солбери доживали свой век спокойно и независимо, не пытаясь заглянуть в завтрашний день и не очень обременяясь заботами сегодняшнего.
По устоявшемуся обычаю они всегда проходили к причалам и разглядывали корабли. Отсюда навсегда ушла Беатрис, в новые земли, которые так далеко… Но это случилось больше полужизни назад, и горечь сменилась печалью. Отсюда когда-то стал все чаще уходить Ричард, исчезая на месяцы, потом на годы. И это было хуже, потому что каждый день он мог появиться на пороге — грузный и краснолицый, так не похожий на Нэя, — вываливая на стол ненужные подарки, начиная что-то сбивчиво рассказывать, обнимая родителей по очереди, кружась по комнате, наполняя ее собой… А мог не появиться.
— Ты молчишь про Кинли, — констатировала Мадж. — Напрашиваются неутешительные выводы.
У них не было привычки что-то утаивать друг от друга, и, осторожно подбирая слова, Нэй начал рассказывать. Маджента держала его под руку. По мере того, как он излагал факты, соображения, какие-то ненужные ободряющие фразы, ее ладонь, обычно невесомо касающаяся его рукава, все тяжелела и тяжелела.
Он боялся ее реакции, но реакция — как это случалось почти всегда последние восемьдесят лет, — оказалась неожиданной. Маджента остановилась и, кивнув на первую попавшуюся забегаловку, спросила:
— Зайдем? Я очень хочу бутерброд.
— Здесь? Но искусственное мясо и зерновые…
Мадж повернулась к нему и погладила его кончиками пальцев от виска к подбородку.
— Милый! Теперь нам нужно будет договариваться с Эмилем, чтобы он тайком закупал для меня клонированную пищу. А повара придется подкупать отдельно — хотя ему будет трудно поступиться принципами!
