имеет целью сделать из него способного и верного слугу государя. Отец подчеркивает, что «между знанием и невежеством имеется громадная пропасть», поэтому волонтер «должен с пользой употреблять каждый час и трудолюбиво заниматься науками». В письме содержится настоятельный совет «выучиться по-французски, по-немецки», изучить математику, архитектуру, фортификацию, картографию, астрономию и естествознание, а также получить навыки обращения с компасом. Примечательно, что отец русского ученика не считал, что его отпрыск должен обязательно сделаться специалистом в области инженерного дела или мореходства. Вышеперечисленные науки и умения могли пригодиться на тот случай, если государь «даст ему назначение, на котором эти познания будут пригодны». Кроме того, отец советует узнать все «кавалерские обучения», посещать светские собрания и театры, научиться фехтовать, ездить верхом и стрелять(75).
Многие ученики основанной Петром I в 1698 году Навигацкой школы должны были по окончании курса отправляться за границу для дальнейшего образования. Царь требовал отчетов об успехах каждого ученика в отдельности и старался контролировать учебный процесс. Известно, что он читал письма, которые присылал из-за границы Никите Моисеевичу Зотову его сын Конон. После прочтения одного из них Петр похвалил отца за успехи сына, выпил за его здоровье стакан венгерского вина, а потом собственноручно написал ответ заграничному ученику.
Впоследствии Конон Зотов был послан во Францию в качестве российского агента, в чьи обязанности входили надзор за находящимися там русскими, содействие их временному поступлению на французскую службу, снабжение их деньгами. Деятельность Зотова показывает, что в процессе заграничного обучения из него получился всесторонне образованный человек. По поручению царя он решал во Франции торговые и политические вопросы, вел частные дипломатические переговоры с версальскими сановниками. В одном из писем Петру Зотов обращает его внимание на необходимость обучения молодых русских юридическим наукам, без которых невозможно наладить работу Адмиралтейства(76).
За находившимися в Голландии русскими учениками наблюдал постоянный агент князь Иван Львов, живший в Амстердаме. Сохранились его необычайно интересные донесения царю. Он постоянно жаловался на дикие выходки своих подопечных: они затевали драки, входили в неоплатные долги и даже угрожали жизни самого Львова, пытавшегося их урезонить. «Дела мои, — пишет князь кабинет-секретарю А В. Макарову, — есть вельми тяжкие для того, что те люди, кем мне то делать, все молодые, надежные, всяк надеетца на своих сродников, на свои знати и богатства. А я человек бедной, безродной, к тому же больной и весьма полуумерший, не токмо бы такими людьми управлять здесь, в вольных странах, воистинно и во отечестве нашем трудно». Сложность своего положения Львов объяснял еще и отсутствием какого-либо юридического статуса: «…моя комиссия тайная». Поэтому агент настойчиво добивался царского указа, чтобы учеников «приводили к послушанию государевы послы», которые «у тех дворов обретаются публично»(77). Он также просил царя дать инструкции относительно учебного плана. Петр ответил, что зимой надо заниматься теорией, а летом изучать морское дело на практике(78).
Тайные агенты надзирали за поведением и занятиями русских учеников и в других странах. Во Франции эти обязанности исполнял Конон Зотов, в Англии — Федор Салтыков, в Италии — сначала Петр Беклемишев, а затем Савва Владиславич-Рагузинский. Зотов из Парижа сообщал Макарову, что его подопечные тоже ведут себя не лучшим образом: «Господин маршал Дестре призывал меня к себе и выговаривал мне о срамотных поступках наших гардемаринов в Тулоне: дерутся часто между собою и бранятся такою бранью, что последний человек здесь того не сделает. Того ради отобрали у них шпаги». Некоторое время спустя пришло новое неприятное сообщение: гардемарин Глебов «поколол шпагой» своего товарища, юного князя Барятинского, причем тот был без оружия; по этой причине нарушитель спокойствия «за арестом обретается». Происшествие поставило французские власти в тупик, ибо прежде здесь не происходило ничего подобного: «…хотя и колются, только честно, на поединках, лицом к лицу»(79).
Некоторые ученики чувствовали себя за границей очень несчастными, жаловались на тяжелую жизнь, материальные лишения, непосильную работу и опасности морских плаваний. Их тяготила необходимость изучать ненужный, по их мнению, латинский язык. В 1716 году было решено послать 30 или 40 русских молодых людей в Кенигсберг, где они должны были научиться немецкому языку, чтобы потом плодотворно работать во вновь создаваемых коллегиях. При них состоял особый инспектор, наблюдавший за тем, чтобы они усердно учились(80).
Во время войны за Испанское наследство русские молодые люди под руководством голландского инженера Коегораса изучали основы тактики и инженерии, одновременно сыновья князя Аникиты Ивановича Репнина осваивали военное дело под командованием прославленного полководца Евгения Савойского. Молодые Репнины причинили отцу немало хлопот своими долгами и буйным поведением. В 1717 году он писал Петру I «Дети мои, князь Василий и князь Юрий, отправлены в цесарскую армию для искусства к князю Евгению, и я, вступя в долг, послал к ним 800 червонных; они в Вене жили, а теперь в обозе живут непотребно со всяким непостоянством; и те все деньги и посланные мною еще 300 червонных прожили и много долгу еще нажили, которого и заплатить не могу, потому что до сих пор они уже стоят 15 000 рублей, из которых с семь тысяч взято мною в долг, кроме того, что они беспутным своим житьем наделали долгов. И для того со слезами рабски прошу ваше царское величество да повелит мне дать указ, чтоб детей моих взять, для чего послать мне кого-нибудь из офицеров; а они, дети мои, будучи там, в армии, от своего беспутного житья вашему величеству ныне и впредь никакого плода не покажут, только мне вечный стыд и разорение и несносная к старости печаль»(81). Слуга Василия и Юрия Репниных писал их отцу, что оба молодых князя, обремененные долгами, пребывают «в великой мизерии» по причине мотовства. Братья взяли на иждивение двух встречных французов, которые их обокрали. Оказавшись без средств, Репнины продали за бесценок лошадей и одежду, оставив для себя «по одному кавтану», однако вырученные деньги моментально потратили, так что «и хлеба купить не на что».
Не меньшие финансовые затруднения испытывал двоюродный брат кабинет-секретаря Алексея Макарова Василий Шапкин, обучавшийся кораблестроению в Англии. Он умолял Алексея Васильевича, чтобы тот «приказал прислать хотя малое число денег, чрез вексель перевести в Лондон на расплату долгов, також на покупку инструментов и книг». «А я, — жаловался Шапкин, — истинно в великой нужде обретаюсь здесь, почитай, наг и бос, а должники (кредиторы. —
С 1720 по 1722 год во Франции инженерному делу обучался знаменитый «арап Петра Великого», прадед А. С. Пушкина Абрам Ганнибал. В своих письмах Алексею Макарову он тоже сетовал на нужду: «мы здесь в долгу не от мотовства, но от бумажных денег» (то есть от инфляции и связанного с ней роста цен). Ганнибалу повезло — о нем позаботился живший в то время в Париже П. И. Мусин-Пушкин. «Ежели бы здесь не был Платон Иванович, — писал заграничный ученик, — то б я умер с голоду. Он меня по своей милости не оставил, что обедал и ужинал при нем по все дни»(82).
В 1716 году пять молодых людей были посланы в Персию, чтобы научиться татарскому, арабскому и персидскому языкам, знание которых необходимо было для дипломатической работы на Востоке. Продолжалась и отправка волонтеров за границу для изучения мореходного дела. В начале 1717 года для службы во французском флоте было командировано 20 гардемаринов, а в Венецию их было послано 27 человек. В том же году в одном только Амстердаме числились 69 русских навигаторов(83). Ученики направлялись туда также для постижения способов устройства каналов, гаваней, доков и других портовых сооружений(84) .
В 1719 году около тридцати молодых людей были командированы в Голландию и Англию, чтобы учиться медицине; Иван Никитин и Андрей Матвеев изучали живопись в Голландии, Михаил Земцов и Петр Еропкин осваивали основы архитектуры в Италии. Алексей Бестужев-Рюмин, ставший впоследствии российским канцлером, посещал в Берлине гимназию(85).
Командировки русских учеников за границу продолжались до последних лет жизни Петра. Французский консул Анри Лави 22 декабря 1720 года сообщил своему министру иностранных дел аббату Гийому Дюбуа: «Так как сто молодых людей, изучавших в иностранных землях навигацию и иные искусства и