Историк Н. И. Павленко не без основания предполагает, что в действительности Петр I возложил на путешественника тайную дипломатическую миссию. Тот посетил Речь Посполитую и Австрию, где встречался с польским королем Августом II и германским императором Леопольдом I. Дальнейший его путь лежал в Венецию. «Совершенно очевидно, — пишет Павленко, — что маршрут Шереметева предварял маршрут царя и являлся частью общего плана русской дипломатии по сколачиванию антиосманского союза европейских держав»(105). Шереметев, по всей видимости, добился в своей миссии большего успеха, чем Петр I и великие послы, которые, как известно, в Венецию не попали.
Борис Петрович покинул Москву 22 июня 1697 года. По России он ехал не спеша и без приключений; три дня провел в своей коломенской вотчине, куда на его проводы съехалась вся родня. Навестил он и кромскую вотчину, где пробыл больше недели. Но с момента пересечения русско-польской границы начались неприятности с долей опасности: в Речи Посполитой начался очередной «рокош» — гражданская война, сопровождаемая мятежами, грабежами и убийствами. Благожелательные к России представители католического духовенства посоветовали Шереметеву продолжать путь «с великим опасением». Он решил ехать далее под именем ротмистра Романа, а его свита из царедворцев и слуг была объявлена «равными товарищами». Однако полностью сохранить инкогнито не удалось: поляки заподозрили, что едет боярин со свитой, в связи с чем путешественнику пришлось провести сутки в тюрьме до выяснения его личности и цели поездки через польские земли.
Зато при дворе польского короля Шереметева ожидал почет. 5 ноября путешественник остановился в доме, приготовленном для него по приказанию короля. Не успел Борис Петрович выйти из дорожного экипажа, как к нему явились высшие сановники Речи Посполитой и королевский секретарь Клейст.
— Желаете вы представиться его величеству приватно или церемониально? — спросил секретарь.
— Прошу принять меня без церемоний, — ответил боярин.
На другой день, в пятом часу пополудни, Август II «прислал за Борисом Петровичем вызолоченную карету, обитую внутри бархатом и заложенную в шесть лошадей». Впереди ехали верхом свитские дворяне и слуги Шереметева. Экипаж остановился у самого крыльца королевской резиденции. В приемной комнате гость в присутствии польских сенаторов произнес перед королем краткую речь на русском языке, в которой описал свою службу на дипломатическом и военном поприщах, а затем поздравил его величество с недавно совершившейся коронацией. После этого Шереметев и его свита, по обычаю того времени, были допущены к руке Августа II.
Впоследствии Борис Петрович нанес еще несколько приватных визитов королю, который беседовал с ним откровенно и выказывал ему знаки особого уважения(106) . 19 ноября в честь русского гостя был дан великолепный обед в королевском дворце, после чего Шереметев послал Августу II щедрые дары: «два сорока[13] соболей, мех соболий, две черные лисицы и богатое турецкое ружье». Король отдарился двумя ружьями, двумя французскими пистолетами, серебряной шкатулкой, обложенной драгоценными камнями, и кубком, сделанным из большой морской раковины в серебряной позолоченной оправе. Польские вельможи получили от Бориса Петровича прекрасных лошадей, меха и великолепные турецкие сабли, а в ответ преподнесли ему золотые часы и большие серебряные шандалы — подсвечники на одну свечу.
«Записки путешествия Бориса Петровича Шереметева» тщательно регистрируют каждое перемещение и каждую встречу боярина. О нем говорится в тексте в третьем лице и с известной долей уважения; следовательно, записи вел не он сам, а кто-то из его свиты, вероятно, Алексей Курбатов, впоследствии известный «прибыльщик» — разработчик выгодных для казны экономических мероприятий. Однако этот документ, вне всякого сомнения, составлялся с ведома Шереметева и, вполне возможно, по его подсказке(107).
Перед въездом Шереметева в Вену 10 декабря император Леопольд I выслал ему свою карету и переводчика Адама Стиля, обратившегося к гостю с приветственной речью. Тот сообщил Шереметеву день и час аудиенции и от имени императора принес Борису Петровичу извинения, поскольку Леопольд не мог принять его сразу из-за траура (тремя днями ранее скончалась его сестра Элеонора, вдова польского короля Яна Собеского).
Аудиенция состоялась 17 декабря, во время ее проведения русский путешественник в немецком платье стоял «на особливом месте при столе». Император снял со своей руки бриллиантовый перстень и подарил гостю. Затем он снабдил его рекомендательными письмами к римскому папе и Великому магистру Мальтийского ордена. Позже гость был представлен сыну императора, королю Римскому и Венгерскому Иосифу, которому подарил черкесскую лошадь с великолепным седлом и колчан со стрелами в золотой оправе, а в ответ получил золотую цепь с королевским портретом(108).
Путешественник побывал в расположенном близ Вены Бадене, известном своими горячими источниками, а оттуда отправился в Венецию.
Шереметев приехал в город-республику во время Масленицы. По случаю болезни дожа официальная аудиенция не состоялась, зато был дан великолепный обед. Бориса Петровича угощали сахарами и конфетами «на ста осьмидесяти блюдах», а вином — из шестидесяти бутылок. Затем он поехал в Рим и прибыл туда 21 марта 1698 года. Папа Иннокентий XII принял гостя с радушием: не велел отбирать у него шпагу и шляпу при входе в аудиенц-залу, лично взял из его рук грамоты Петра I и Леопольда I, допустил к своей руке, а сам поцеловал его в голову. 30 марта Иннокентий благословил Шереметева образом Спасителя из золота на мраморной доске, подарил ему трость, оправленную золотом и драгоценными камнями, и прислал «рыб многих и сахаров и вин разных множество, блюдах на семидесяти». Наутро боярин отправил католическому перво-святителю соболье одеяло стоимостью в 900 рублей, а также два куска дорогой парчовой материи и две сотни горностаевых шкурок(109).
Из Рима Шереметев и его свита на семи колясках отправились на юг, к Неаполю. За ними следовали две фуры с мехами — предстояло сделать еще немало подарков.
Участникам вояжа пришлось преодолевать Альпы в неблагоприятное время, когда путь преграждали снежные заносы. Для расчистки дороги нужно было нанять до сотни людей; они же тащили кладь, поскольку лошади не могли идти по льду и глубокому снегу. Сам Борис Петрович «пошел пеш через те великие горы и через те великие опалые с гор сугробы, и шли они с великою трудностию и опасностию от снега с гор верст семь и ночевали в деревнишке Доня, в которой и есть добыть не могли»(110).
Морское плавание от берегов Италии до Мальты также казалось опасным, ведь в этих водах разбойничали турецкие каперы, захватывавшие в плен итальянские купеческие суда. Шереметев на всякий случай нанял в Неаполе два корабля — разведывательный и пассажирский. Но предосторожности оказались излишними: в море его фелюгу встретили семь хорошо вооруженных мальтийских галер. У Бориса Петровича появилась мимолетная надежда отличиться в морском сражении — вдали маячили четыре небольших турецких каперских судна. Галеры кинулись было в погоню, но не смогли настичь более быстроходные парусные корабли.
Второго мая Шереметев вступил на Мальту — конечный пункт путешествия. У пристани его ожидали три кареты великого магистра, а перед крыльцом отведенного гостю дома его встречали генерал- командор и два кавалера ордена. Они помогли Борису Петровичу выйти из экипажа и объявили, что им велено «находиться при нем безотлучно, довольствовать его со свитою столом и напитками во все время пребывания в Мальте». Великий магистр Раймонд Переллос де Рокафул прислал своего трубача, которому приказал трубить ежедневно перед обеденным и вечерним застольем гостя, отказавшись от этой почести, полагавшейся ему самому, на всё время пребывания русского вельможи на острове.
Через два дня Борис Петрович был принят Великим магистром на торжественной аудиенции. Гость стоя прочел речь, причем хозяин при произнесении царского титула Петра I снял шляпу. Потом они продолжили беседу, сидя в креслах под балдахином. Два последующих дня путешественник осматривал городские укрепления, 8 мая присутствовал на литургии в церкви Святого Иоанна Предтечи, занимая почетное место по правую руку от Великого магистра. В тот же день он отправил Рокафулу свои подарки,
