Повседневная жизнь Петра Великого и его сподвижников

поручиков несли балдахин. Каждую из лошадей вел особый прислужник.. В церкви тело было поставлено на приготовленный там катафалк, и крышу с гроба сняли поручики, которые его внесли. В ногах покойника стал епископ и говорил о его рождении, жизни и подвигах; потом прочел свидетельство, что он был добрый христианин, и, по обыкновению, положил эту бумагу в гроб возле него. После того началось последнее прощание, причем вдова в особенности предавалась неутешной горести. Недалеко от гроба стоял священник и держал икону Спасителя; все подходившие прощаться с покойником сперва крестились и наклонялись перед нею, потом уже шли далее и при возвращении повторяли то же самое. Наконец гроб был закрыт, заколочен и опущен в землю, причем гвардия, стоявшая на церковном дворе, дала три залпа. Ее величество императрица, которая с большою свитою дам изволила, по здешнему обычаю, провожать тело до церкви, по окончании всей церемонии уехала домой; но император, его королевское высочество (герцог Карл Фридрих Гольштейн-Готторпский. — В.Н.) и многие другие отправились опять в дом покойного, где братья его великолепно угощали их и где все оставались до 10 часов вечера»⁽³⁸⁾.

Глава тринадцатая «Во многождых недугах»

Хвори телесные

Недомогания Петра I и его соратников не могли не оказывать влияния на их повседневную жизнь и деятельность. Напряженный труд, лишения в военных походах, неумеренность в частых кутежах, злоупотребление алкоголем и курением — все эти факторы оказывали отрицательное влияние на здоровье государя и большинства лиц из его окружения. Судить о самочувствии людей прошлого можно лишь с известной долей допущения, на основании фрагментарной и зачастую весьма неточной информации, имеющейся в источниках, при этом необходимо учитывать, что медицинские представления XVIII века во многом были иными, чем сейчас, что не могло не отразиться на описании недугов. Однако без этой стороны жизни наших персонажей картина повседневности будет неполной и во многом неясной.

Среди соратников Петра I долгожителями были президент Ревизион-коллегии Я. Ф. Долгорукий (умер в 1720 году на 82-м году жизни) и дипломат П. А. Толстой (скончался в возрасте 84 лет в 1729 году в ссылке в Соловецком монастыре, на пять лет пережив государя, которому по возрасту годился в отцы). Князь-кесарь Ф. Ю. Ромодановский дожил до 77 лет, фельдмаршал Б. П. Шереметев — до 67, Я. В. Брюс — до 66, первый кавалер ордена Андрея Первозванного Ф. А. Головин — до 56, Ф. Лефорт — до 53.

Наиболее изучены болезни Франца Лефорта, в недавнее время ставшие предметом специального исследования⁽³⁹⁾. До конца жизни этот знаменитый соратник Петра I страдал от трех ран. Первое ранение он получил в день своих именин (День святого Франциска) 4 октября 1694 года при Кожуховских маневрах. Обстоятельства этого происшествия описаны им самим в письме брату в Женеву. «В меня бросили горшок, начиненный более чем четырьмя фунтами пороху; попав мне прямо в плечо и в ухо, он причинил мне ожог, именно обожжена была кожа на шее, правое ухо и волосы, и я более шести дней ходил слепым… Его величество принял в моем злоключении большое участие, и ему было угодно ужинать у меня со всеми главными офицерами и князьями. Я угощал их, несмотря на то, что вся моя голова и лицо обвязаны были пластырями»⁽⁴⁰⁾.

Две другие раны — на правом боку около нижнего ребра и на животе — Лефорт получил в октябре 1695 года, упав с лошади во время отступления русской армии из-под Азова и сильно ударившись о большой камень, имевший, вероятно, острые выступы. Повреждения оказались настолько тяжелыми, что он почти не мог двигаться и не выносил передвижения в тряских колесных экипажах. В Москву по возвращении из похода он въехал, полулежа в санях⁽⁴¹⁾.

Петр I сделал всё возможное, чтобы поскорее поставить своего фаворита на ноги: за его здоровьем наблюдал персонал, численности которого хватило бы на целый госпиталь. В сентябре 1696 года Лефорт писал своему старшему брату Ами: «За мной ухаживают четыре врача и около тридцати хирургов (лекарей-цирюльников. — В.Н.), пекущихся о моем выздоровлении»; «доктора и хирурги делают всё возможное». К числу лечебных процедур относились регулярные перевязки и использование различных мазей, а также медикаментозное лечение. Лефорт рассказывал: «Врачи и хирурги прикладывают мне пластыри днем и ночью. Кроме того я принимаю лекарства». Причем лечение проходило под бдительным контролем царя; по сообщению самого Лефорта, Петр «лично несколько раз заставлял делать мне перевязку в его присутствии». В это время больному пришлось изменить свой образ жизни, в частности, расстаться с привычкой к спиртному. 9 октября 1696 года Франц Яковлевич писал брату: «Врачи и хирурги… повсюду, куда я иду, за мной следуют и смотрят, чтобы я ничем не злоупотреблял из того, что вредно моему здоровью. Уже год как я веду умеренную жизнь и вино мне запрещено. Я вооружаюсь терпением. Иногда, несмотря на всё, я выпиваю стаканчик для утоления моих болей, если это возможно»⁽⁴²⁾.

Весной 1696 года Лефорт из-за плохого самочувствия не смог вовремя выехать в Воронеж, где полным ходом шло строительство флота, и отправился туда лишь 31 марта, когда состояние его здоровья несколько улучшилось. Однако рана на боку никак не заживала, вероятно, из-за попавшей в нее инфекции. 22 января 1697 года Лефорт писал брату: «Рана моя всё еще открыта». В тот же день его племянник Петр писал своему отцу в связи с намерением Франца участвовать в Великом посольстве: «…это — большое путешествие, а особенно для господина дяди моего в его теперешнем положении, так как его рана всё в том же состоянии; из нее беспрестанно сочится, как из фистулы, и нет надежды, что она когда-либо заживет. В остальном он себя чувствует хорошо; отдыхает и обедает с большим аппетитом»⁽⁴³⁾. Болезнь Лефорта даже несколько задержала отъезд Великого посольства за границу⁽⁴⁴⁾.

Во время заграничной поездки самочувствие Лефорта улучшилось. Возможно, это связано с более квалифицированной медицинской помощью, оказанной ему в Голландии. Кроме того, немаловажно, что зиму 1697/98 года уроженец Женевы провел не в холодной Московии, а в стране с более мягким климатом. Благотворно влияли и психологические факторы: радостное нервное возбуждение авантюриста, любившего путешествия, а также надежды на встречу с матерью. С весны 1697 года по лето 1б98-го он опять много пил, что следует из свидетельств встречавшихся с ним иностранцев⁽⁴⁵⁾ .

По возвращении в Россию Лефорт чувствовал себя значительно лучше, поскольку его рана, наконец, закрылась. Но с начала февраля 1699 года опять обнаружились опасные симптомы. 3 февраля его племянник Петр писал своему отцу: «С огорчением должен вам сообщить, что моего дядю генерала снова начали донимать старые раны, по меньшей мере он начал ощущать тяжесть в этом месте, и мы сильно опасаемся, как бы она (рана. — В.Н.) опять не открылась»⁽⁴⁶⁾. Худшие предположения оправдались: вновь начался гнойный процесс, образовались свищи. Однако Лефорт не желал сдаваться болезни и проводил время в пирах. По справедливому замечанию историка Н. И. Павленко, «четыре пиршества подряд — 11,16,19 и 22 февраля — не могли не отразиться на здоровье Лефорта и сократили его путь к могиле»⁽⁴⁷⁾.

Роковым событием стал ужин, которым Лефорт 22 февраля 1699 года угощал иностранных посланников: датчанина Пауля Гейнса и бранденбуржца Маркварда Людвига фон Принтца. Франц Яковлевич так хорошо попотчевал дипломатов, что им стало жарко во дворце; обманчивая теплота ясного февральского вечера выманила пирующих на чистый воздух, где они продолжили трапезу с обильными возлияниями. Прямо из дома Лефорта его гости отправились в Воронеж к находившемуся там и