маленькая горячая рука скользнула по его пальцам. Как тогда, в летней тундре. Чего она хочет?
Протяжный стон нарастал. Острым лезвием полыхнула полоска света. Значит, в шатре Эмемкута ярко горят костры. В свете звезд юноша различил впереди что-то черное, огромное. Оно ворочалось, дышало…
Люди!
У шатра Эмемкута собрались все жители селения. Отсюда и шел протяжный жалобный стон. Яри крепко стиснула его пальцы и растворилась во мраке. Угрюмо спрашивая самого себя, зачем Ненек привел его сюда, Айван шагнул ближе к полоске света. На лице его, как всегда, застыло выражение упрямства. Он молчал.
Он уже давно привык ни о чем не спрашивать. Надо будет — старшие сами скажут. В конце концов они всегда говорят. Но он не всегда делал так, как они велели, потому что его часто заставляли делать то, чего он делать не хотел. Когда маленьким был и отказывался что-то делать, падал на землю или подходил к серединному столбу и бился об него головой.
Даже мог собственную руку грызть. Только тогда оставляли его в покое. «Вот упрямый!» — говорили с удивлением.
Он сирота, и за него заступиться некому. Дедушка Ненек не в счет: кто прислушается к голосу белоштанного старика. Когда почувствует человек, что пришла старость, надевает он белые штаны — значит, приготовился к переходу через облака, к верхним людям. Постоянно теперь готов к этому. Вот почему Айвану приходилось стоять за себя самому, и выражение упрямства не сходило с его лица.
Все пришли? — спросил пронзительным голосом Эмемкут.
— Все, — ответили ему. — Последний пришел…
— Как всегда, последний Айван! — ехидно добавил кто-то.
Только крепче сжал губы сирота. Их всегда много вокруг шатра Эмемкута — угождающих, бегающих туда-сюда. Они все время спешат.
Откуда-то возник тонкий щемящий звук, пролетел над селениеми замер вдали. Глухой удар в бубен словно толкнул Айвана.
— Есть ли сполохи па небе? — спросил Эмемкут.
— Нет, давно уже нет сполохов… — тоскливо и жалобно заговорили вокруг.
— Поднимите края покрышки!
Нижний край шатра стал приподниматься, и открылась его внутренность, словно огражденная от просторов тундры пламенем многих костров, разложенных по кругу. Они горели зеленоватым светом.
По привычке тундрового жителя Айван быстро оглянулся вокруг, чтобы оценить обстановку. И поразился яркому блеску множества глаз, устремленных на пламя костров!
Пришли все: и белоштанные старики, и увечные охотники, и матери с грудными младенцами, которые спали в заплечных меховых торбах. Даже очень большой шатер Эмемкута не мог вместить всех собравшихся, поэтому внутри оказались немногие — только самые важные люди племени Прямой стрелы.
Эмемкут и другие важные люди. Белый Шаман и Черный Шаман. Теперь в небо полетим!
Самый важный человек племени Эмемкут, владеющий Главной мыслью, восседал на почетном месте. Живот его покоился на лохматой шкуре бурого медведя, занимал ее почти целиком, так что виднелись только могучие лапы со страшными когтями да голова с оскаленной пастыо и выпученными глазами — охотники племени умели снимать шкуры со зверей! Казалось, Эмемкут просто положил живот на зверя, отчего тот был мгновенно раздавлен и превращен в подстилку для сидения. Руки важного человека сложены на животе, словно он старался защитить его от враждебных посягательств. Самый важный человек очень гордился им. Ни у кого на побережье не было такого. Люди приезжали из дальних селений, из глубины тундры, преодолевали высокие горные перевалы, переправлялись через глубокие заливы и бурные реки, совершая многодневные переходы, чтобы только взглянуть на такой большой живот. Тот, кто видел его, мог говорить о себе: «Я видел большой живот Эмемкута!», и слово этого человека пользовалось уважением. Рядом с Эмемкутом восседали другие важные люди.
Тро, владеющий Средством, высохший, замученный болезнями, искривленный, будто из. правого бока у него вынули все ребра, и с лицом, на котором морщины наползали одна на другую. Но имя его внушало всем трепет, потому что он владел Средством так долго, что казалось — всегда.
Акака, владеющий Устрашением. На свирепое лицо его падала шапка густых спутанных волос, которых никогда не касался малахай. Он славился необузданностью нрава и даже на сильных врагов нагонял ужас. Что же тогда говорить о соплеменниках?
Мэмэрэнэн, владеющий Припасами. Когда он широко раскрывал глаза, то они казались тонкими щелками — не толще волоса. Когда же он щурил их, то они вовсе исчезали. Человек без глаз — называли его на побережье. И неизменно добавляли: видящий все насквозь. Даже на Солнце он мог подолгу смотреть без всякого вреда для своего зрения.
Кумак, владеющий Железным крючком. Этот был ужаснее всех. Никто не решался взглянуть в его лицо, острое, как лезвие разделочного ножа. Глубоко спрятанные глаза его казались двумя рассерженными пауками, и в кого они впивались, тот долго не находил себе места. Никто не знал, где он хранит Железный крючок, но он владел им. Этим Железным крючком можно было так же легко вынуть душу из человека, как нерпу из проруби.
Белый Шаман и Черный Шаман, владеющие Тайнами. В каждом племени был свой шаман, который прогонял болезни, призывал из моря стада зверей и косяки рыб, когда охотники выходили на байдарках на промысел, и постоянно боролся с плохой погодой. Но когда исчезало Солнце, люди обращались к великим шаманам побережья — Белому и Черному, владеющим тайнами верхнего и нижнего миров. Они сидели, в разных углах шатра. Одежда Белого Шамана ярко блистала в отсветах костров, его красное лицо, обрамленное седыми волосами, добродушно улыбалось. Черный Шаман казался сгустком тьмы. На груди его висело ожерелье из клыков черного медведя. Кожа на лице напоминала продубленную моржовую шкуру, присыпанную золой из потухшего костра. В длинных кривых пальцах, похожих на когти полярной совы, он держал черный бубен. Черный Шаман еще раз коснулся бубна, и протяжный дрожащий звук пролетел над толпой тундровых жителей.
— Они все погибли! — каркающим голосом сказал он. — Говорю вам, что славные силачи нашего племени погибли в жестокой битве с коварным и беспощадным Онкоем!
Пристально вглядываясь вдаль, он добавил:
— Нигде — ни над высокими сопками, ни над бескрайним морем, ни над ледяными просторами, ни над широкой тундрой не вижу я сполохов — отблесков битвы…
— Пойди! — раздались требовательные голоса. — Спустись и подземный мир и узнай, что сталось с ними. Может, кто-то из них лежит и истекает кровью… Может, кто-то просит о помощи…
Чёрный Шаман радостно сверкнул злыми глазками. К нему обратились, потому что умел он путешествовать в нижних землях и возвращаться обратно. Никто этого не умел, даже Белый Шаман, который мог путешествовать только в верхнем мире.
Чёрный Шаман встал и взмахнул рукой. И тотчас костры запылали синим огнем!
Мертвенный отблеск упал на лица людей, словно они разом стали мертвецами. Зловещая тень закружилась по кругу, взметывая синий снег. Шаман превращался в росомаху, волка, лису, медведя, полярную сову. Потом будто окутался туманом. Скрюченные пальцы мелькнули в воздухе.
— Кого в товарищи возьмешь? — раздался чей-то испуганный голос.
— Один пойду! — ответила туманная тень. — Под землю одному нужно идти… Иду, дальше иду! Первую землю прошел. Нет никого! Вторую землю прошел! Нет света, тьма…
Ничего не видно! Третья земля — темно! Дальше иду! Четвертую землю тоже прошел…
Пятая земля! Нет никого, темно, а впереди что-то невиданным огнем горит… Иду, дальше иду!
