Ее поют поля,

вокзалы,

пристани… О, как самозабвенно, жадно,

истово И вдохновенно как

поют ее! Сквозь города российские и веси, Сквозь времена,

что под землей текут, Я в старой этой

заунывной песне

Плыву,

рукою подперев щеку. Закрыв глаза,

плыву в раздольном русле,

Плыву,

плыву к оплаканным векам. И волны

теплой

человечьей грусти

Мне в душу

катят,

словно в океан!

После начала второй части, опубликованной как самостоятельное стихотворение в книге 'Лебедь у дороги', следуют также нигде более не публиковавшиеся строки:

Что засигналит

космонавт из бездны (Пусть будет физик до мозга костей): 'Земля… Земля… Пришлите срочно песню… Без песни

задыхаюсь в пустоте…' И закричит, застонет в мегагерцах Затерянная в космосе тоска: „Земля!

Спасите…

Что-нибудь -

для сердца…

Про родину…

Про Русь…

Про ямщика!'

Хочу напомнить: стихи увидели свет в 1960 году, то есть в самом начале поэтического пути. Передреев обратился к народной песне, видя в ней 'родное что-то, кровное, свое!' Он и затем не раз посвящал песням как отдельные строки, так и целые стихотворения: 'Песня' ('И снова сердце вздрогнет и забьется…'), 'Как эта ночь пуста…' (в автографе 'Песня'), 'Тётя Дуся, бедная солдатка…', 'На Волге':

И на корме, где песен праздник Волнует душу мне до слёз - Объятый думой Стенька Разин И в диком мху Седой утес…

В дружеском окружении Передреев слушал пение с тем же чувством, что выражено в его стихах. Глаза его всегда увлажнялись при пении Кожиновым романса на стихи А. Дельвига 'Когда, душа, просилась ты… ' Словно сливаясь с песней, 'рукою подперев щеку, закрыв глаза', слушал он пение А. Лоб-зова и Н. Тюрина на стихи Рубцова.

На тех пушкинских вечерах, о которых говорилось выше, Передреев, прослушав 'Пророка', неизменно просил поставить 'Ноченьку'. И каждый раз словно впервые слушал пение великого певца. Я даже подарила ему комплект пластинок с полным репертуаром Шаляпина, но он по-прежнему, бывая у нас дома, просил поставить 'Ноченьку'. Почему именно эту песню? Подарок - 'для сердца', 'родное что-то, кровное, своё'.

Некоторые современные песни, а вернее, их тексты, высмеивались поэтом беспощадно. Не явился исключением и 'День Победы':

- Представляешь? Победа! Весь народ ликует 'со слезами на глазах'. И долгожданная встреча матери с сыном, прошагавшим 'пол-Европы, полЗемли' вроде бы невозможна без слёз и даже рыданий, а тут, как ни в чём не бывало: 'Здравствуй, мама, возвратились мы не все'. Кто эти 'не все'? Будто мать сама не знает о неисчислимых потерях войны, не пережила их своим материнским сердцем! Затем, едва переступив порог родного дома после долгих военных лет и высказав матери, казалось бы, столь горестные слова о погибших, сын изъявляет желание 'босиком бы пробежаться по росе'. Кошмар!

Присутствующий при этой беседе Соколов также вдоволь потешался над текстами некоторых современных песен. Не поздоровилось и знаменитой 'Гренаде'. Поводом послужил рассказ о двух поэтах- переводчиках, сопровождавших Соколова на прогулке в Малеевке. Строго следуя производственной норме, то бишь выдавая на-гора ежедневно определенное количество строк, они то и дело поглядывали на часы и, наконец, с возгласом 'Назад, к машинкам!' повернули к Дому творчества. 'Я же, - рассказывал далее Соколов, - стыдливо опустив голову, продолжил прогулку, но 'отряд не заметил потери бойца'. Помолчав, он добавил: 'Видишь ли, 'не заметил' и безмятежно 'яблочко-песню допел до конца'. Присутствующие продолжали: почему, дескать, кавалерийский эскадрон 'держал в зубах' песню 'Яблочко'? Ведь это, скорее, плясовой напев, что-то вроде частушки, под его мелодию в балете 'Красный мак' матросы выбивали чечетку. И вообще, ни движущиеся шагом, ни тем более мчащиеся в боях кавалеристы никогда не поют, и тому есть целый ряд причин.

Известно, что и Николай Рубцов подсмеивался над словами: 'Мы будем петь и смеяться, как дети, среди упорной борьбы и труда… ' Что сказали бы эти поэты по поводу звучащих и сейчас таких перлов, как 'будь или не будь, делай что-нибудь…'?

9. 'Кого зовёт он так по белу свету…'

Не отличаясь аккуратностью в переписке, я, бывало, получала за это упреки от Передреева. А однажды из тощего конверта выпала всего лишь красочная открытка с изображением поющего во все горло петуха и с надписью на обороте:

Страшно Пете жить на свете - Никого на свете нету. Петя крикнет вдаль… А Пете Ни привета, ни ответу.

Эта открытка с поющим петухом напомнила мне о впервые услышанном чтении Передреевым стихов 'Воспоминание о селе'. Несмотря на скромную аудиторию - я и моя молодая приятельница, студентка МГУ, вспоминавшая потом эту встречу с поэтом, как одно из самых счастливых событий в ее жизни, - Передреев сам предложил нам послушать стихи и начал негромко, раздумчиво, как и подобает воспоминанию:

Кричит петух

Рассветный и охрипший…

Чуть шевелит солому ветерок…

Кричит петух

И бьёт крылом по крыше…

Тем неожиданнее и более волнующе прозвучали затем слова о драматично сложившихся судьбах семьи, родной деревни, страны - когда 'кому-то захотелось очень круто судьбу крестьян перемолоть, как рожь'. После накаленных строк 'Какие бури / В мире просвистели, / Каким железом / Век мой прокричал… ' поэт словно бы вернул нас к началу стихотворения:

И вот над краем

Дорогим и милым

Кричит петух…

Ах, петя-петушок,

Как вскинуть он старается

Над миром

Свой золотой,

Свой бедный гребешок!

Кого зовет он так

По белу свету,

Как будто знает -

Песнь его слышна,

И понимает -

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату