Журнал Наш Современник 2008 #9

этого. Фесслер тут же учреждает новую масонскую ложу в Петербурге, которая имеет обыкновение собираться там в доме барона Розенкампфа. Но задачи Фесслера ещё шире - он намеревается раскачать и подорвать русское православие в невиданных доселе масштабах, открыв дочерние ложи 'по всей Российской империи', дабы вовлечь и объединить в них 'наиболее способных из духовных лиц всех сословий'. Кроме Сперанского, Фесслеру необычайно покровительствует друг царя с детства князь А. Н. Голицын - 'наперсник царёв'. Ещё более сильное влияние на духовную жизнь Александра I оказывает Родион Кошелев, масон, связанный личным знакомством с Лафатером, Сен-Мартеном, Эк-картсгаузеном. (Это влияние на взгляды монарха сохраняется и позже - Р. Кошелев пережил Александра I на два года.) В записке для сестры Екатерины Павловны Александр I обнаруживает свои вкусы предельно ясно. Предпочтение в списке литературы отдаётся западным 'мистикам'. Вот чем вытеснен Новый завет. Российскому императору интересны пастор Эмпейтаз, Крюденер, 'моравские братья' (может быть, и муравейные, по догадке того же Л. Н. Толстого), гернгутеры. Сколь далёк был Александр I, а следовательно - и правящая верхушка того времени, от православия, указывает и протоиерей Г. Флоровский - 'Имп. Александр исповедовал некое смешанное христианство, и во имя этой 'всеобщей' религии и притязал властвовать и управлять'. Возможно, дабы 'уничтожить всё зло в людях и дать им великое благо', о чём мечтали маленькие Толстые…

Отметим особо - в кругу духовных единомышленников Александра I всё это время находится ближайший его друг князь А. Н. Голицын, под властью которого сосредоточены дела… православной церкви. По Н. М. Никольскому, при назначении Александром I на должность синодального обер-прокурора Голицын пытался отказываться со словами: 'Какой я обер-прокурор, ведь я ничему не верю!' То, что атеизма, как такового, в природе не существует, сегодня понятно многим: отказываясь от помощи одной силы, человек автоматически подпадает под власть силы другой - воюющей против Создателя вечно. Не служащий Богу оказывается прислужником противоположной силы, даже если не подозревает об этом. Чистый, невинный ateisme (atheon) в мире, созданном Богом, невозможен в принципе. Он возможен лишь в виде борения с Создателем. А значит - с православием. А значит - с Россией…

Итак, Александр I, не читавший Нового завета, реформируя центральный аппарат управления, изменяет и управление церковью. В 1803 г. обер-прокурор Синода стал подчиняться непосредственно царю, а обер-прокурором Синода назначается князь А. Н. Голицын, который затем и осуществляет государственную политику в области религии и церкви на протяжении двадцати лет! Стоит ли удивляться тому, что в масонские ложи того времени входят уже не только представители российской знати, но и духовные лица (по некоторым источникам - архимандриты Феофил и Иов).

Следует отметить, что обрядами официальной церкви довольствуются лишь представители самых низших степеней масонства, пока не достигнут более высоких степеней посвящения, тех, где начинается 'над', или 'сверххристианство', или 'универсальное христианство', в которое обратился, в частности, тот же А. Н. Голицын. Далее они строят под видом христианских, но уже 'усовершенствованных', либо свои особые церкви для посвящённых, либо максимально начиняют 'надхристианской' символикой прежние, где и предпочитают молиться. Кому? Целью 'надхристианства' является, по словам Голицына, уже не что иное, как 'предуготовление… к обещанному Царствию Господа на земли, которое будет яко на небеси'… К чьему приходу

готовились в России власть имущие мистики той поры и чьего прихода под именем Господа ждали, уточнять не нам. По всем православным канонам, Господь через делание данных Им заповедей призывает человечество на небо. Но 'Дух тьмы обещает устройство рая на земле'. Иными словами, царствование Александра I к 1812 году привело уже к частичному перерождению официального русского православия едва ли не в прямую его противоположность - на уровне российской знати, на уровне правящей российской верхушки, на уровне, отчасти, новоправославного, послереформенного, духовенства.

Именно потому, на том историческом фоне, не столь уж удивительны свободные духовные искания графа Льва Толстого. Они - типичны для века. Тревожное искание правды в хаосе всевозможных учений, апокалиптические предреволюционные предчувствия - вот что характеризует этот век страшнейшего уклонения России от своего старого, византийского, пути. И общий духовный модный разнос не под силу преодолеть однокрылой новоправославной церкви, так и не устранившей основных противоречий между собой и церковью прежней, народной, отсечённой от центра и сохранившей себя дорасколь-но - то есть старообрядческой. Впрочем, и новообрядчество не однородно: на свой страх и риск некоторые тихие священники-троеперстники потихоньку возвращаются к служению по старым, не исправленным реформою, книгам, и даже кое-где, подальше от начальства, совершают в своих церковках ход по солнцу…

Но люди, наиболее преданные крепкому старорусскому радонежскому православию, исторгнутые из властных структур, то есть - отлучённые от какого бы то ни было управления страной уже на века, проклятые двумя Соборами, сколько их было? Как долго и каким количеством людей хранила Россия старое византийское православие? Всячески уклоняющиеся от того, чтобы 'быть записанными', уцелевшие старообрядцы даже по официальной переписи уже конца XIX века составляют… более четверти населения России. По мнению отдельных историков того времени, их, отринутых от центра в гиблые места, в Сибирь, на Север, в Поволжье - 'без сомнения - более половины'. Но лучше всего количественное соотношение двоеперстников и троеперстни-ков отражает такой исторический факт. При разрыве бомбы в 1881 году был смертельно ранен не только Александр II, но убит и казак Александр Малеичев, телохранитель царя. Перед похоронами казака неожиданно выяснилось, что он - старообрядец. Начальство разрешило старообрядцам похоронить своего единоверца. Каково же было удивление властей, обнаруживших при погребении убитого телохранителя, что из 70 человек 'собственного его величества взвода' старообрядцами оказалось… 50 человек.

При тяжелейшем кризисе, поразившем новоправославную официальную церковь Центра, во многом потерявшую связь с народной Россией, нет ничего удивительного, что мыслящий писатель Лев Толстой не чувствует под собою крепкой почвы русского православия. В конце 50-х годов говорят о толстовском 'выходе из культуры', об его 'опрощении'. Тогда Толстой уходит из большого цивилизованного прозападного мира в Ясную Поляну с большим недоверием к политике официальной, центральной церкви. В поиске истины он обращается к народу. Он стремится понять его волю. И 'противодействие народа нашему образованию' он истолковывает как суд народа над бесполезной, не верной тогдашней культурой России. Собственно, то же самое делает и его герой в 'Войне и мире' - 'вольный каменщик' Пьер Безухов: он 'выходит из культуры' и 'опрощается'.

Увы, граф Толстой не останавливается на этом. Его недоверие к культуре перешагивает через недоверие к официальной церкви - и выливается в недоверие к Евангелию. Это недоверие тем более объяснимо, что религиозно разболтанный век успел привить свои вкусы ещё юному графу - 'Руссо был моим учителем с 15-летнего возраста'. Известно, что в молодости граф носил на груди портрет Руссо вместо креста. Протоиерей Георгий Флоровский отмечает: 'Не случайно Толстой занимался Александровской эпохой, с ней во многом он чувствовал заодно'. Та же вольность, сообщённая всему веку Александровской эпохой, позволяет Л. Н. Толстому вовсе не оттачивать своё мировоззрение относительно Евангелия, но Евангелие примерять к собственным ощущениям и понятиям и очень многое из него не принимать как 'устаревшее'.

В 'Диалектике' Павла Флоренского можно найти такое деление. Философским отец Павел называет мироощущение Шекспира ('Есть многое на

свете, друг мой Горацио, что и не снилось мудрецам'), Достоевского ('Всё - тайна'). Научным - мироощущение Толстого, приводя в пример следующий разговор. М. А. Новосёлов: 'Но есть же, Лев Николаевич, в жизни кое-что таинственное?' Л. Н. Толстой: 'Ничего такого, друг Михаил, нет'. 'Прежде всего надо верить в разум, - считает писатель, - а потом отбирать из писаний (…) всё, что согласно с разумом, и откидывать всё, что несогласно с ним'.

В Дневнике 1860 года у Л. Н. Толстого появляется запись: 'Пришла мне мысль написать материалистическое Евангелие, жизнь Христа-материалиста…' Ещё раньше (1855 г.) он записывает в Дневнике свою мысль об основании 'новой религии, соответствующей развитию человечества, религии Христа, но очищенной от веры и таинственности, религии практической, не обещающей будущее блаженство, но дающей блаженство на земле'. Вот она, идея построения рая на земле, под которой жила Александровская эпоха. Идея, приведшая затем, в XX