неравной сатирической битве за будущее Отечества великие тени русских героев, имена и строки наших гениальных поэтов, пробудить в сердцах и памяти читателей жизнетворя-щие, светлые мелодии лучших песен родного народа.
Автор, не мудрствуя лукаво, использует в качестве стихотворного 'каркаса' своих хронологических сатир строки и рифмы великих русских поэтов Николая Некрасова, Александра Блока, Сергея Есенина, Александра Твардовского с его бессмертным Васей Тёркиным. И, конечно же, Александра Сергеевича Пушкина, его бессмертного 'Онегина'. Недаром сама рубрика, под которой неделя за неделей наслаиваются друг на друга, как годовые древесные кольца, стихотворные политические памфлеты Нефёдова, названа им 'Евгений о неких'.
С самого начала, безоговорочно отдав 'пальму первенства' рифмам, поэтической энергетике, лаконизму великого пушкинского романа ('энциклопедии русской жизни'!), автор привнёс в свои еженедельные колонки ещё и мотивы, ритмику, эмоциональную атмосферу многих популярных - и поныне, и на многие годы вперёд! - русских и советских песен. Лирических, весёлых, трагических, смешных, бытовых, военных, деревенских - самых-самых разных, но при одном непременном условии: это песни настоящие и по мелодическому строю, и по поэтическому качеству.
В одной из своих статей, посвящённых творчеству Е. Нефёдова, Сергей Викулов подметил родство 'Евгения о неких' с народным русским раёшником - лубочной юмористикой в форме мерной рифмованной речи. В общем, он прав - родство несомненно, однако в данном случае оно далеко от тождества, поскольку творческая задача 'Евгения… ' совсем иная, нежели у беззлобной (а тем более 'хохмаческой') юмористики.
…Мне вспомнились строчки из другого, пародийно-юмористического 'Онегина', сочинённого более 60 лет назад ленинградским стихотворцем Хазиным, сотрудничавшим с театром Аркадия Райкина. Этого Хазина отхлестал в своём докладе о журналах 'Звезда' и 'Ленинград' (1946 г.) любимец Сталина А. А. Жданов. За что же?
Пародия, в соответствии со словарями, есть смешное подобие чего-либо, воспроизводящее в шуточном, преувеличенном (нередко тенденциозном) виде особенности оригинала. Так вот, Хазин хихикал, подтрунивал, зубоскалил над великим городом, только что вышедшим из ледяного мрака и адского пламени 900-дневной блокады. Судите сами: Онегин садится в трамвай, набитый горожанами, и, слава Богу, '…ему лишь ногу отдавило // И только раз, толкнув в живот, ему сказали: 'Идиот!' Попытался пушкинский герой 'дуэлью кончить спор' - увы! Потому что '…кто-то спёр // Уже давно его перчатки. // За неименьем таковых // Смолчал Евгений и притих…' И т. д. в том же духе.
Такая 'юмористика', даже ядовитая, насмешливая, злая - своего рода фига в кармане, любимый творческий приём 'испытанных остряков' - антисоветчиков и русофобов времён могучего СССР, для которых в истории и народе нашем нет ничего святого, и всё достойно пародии, презрения, гадливой ухмылки.
До смеха ли, до шуток ли или беззлобного сарказма, когда любимая родина твоя унижена, оплёвана и обворована? Здесь у патриота сжимается сердце от боли и гнева, здесь наступает время беспощадной сатиры.
'Евгений' (Нефёдов) бичует 'неких' практически в каждой разоблачительной колонке и 'Дня', и 'Завтра'. 'Некие' - это вчера и ныне власть имущие, бездарные имяреки-разрушители, недостойные имён и памяти, мусор истории. Правда, некоторых из 'неких' автор всё-таки 'персонализирует'. Конечно же, Ельцина и Чубайса - понятно, почему… Или вот Зурабов: 'Я родственник пенсионеров, чьи льготы мне спать не дают…' Или - министр Фурсенко: 'Я скромный глава Минобра'за… Почти как обычный учитель, концы я с концами свожу… ' Нефёдов 'подстраивает' богачей-министров под жалостную мелодию послевоенной народной шуточной песни о Льве Николаиче Толстом, который 'питался растительной пищей, ходил по деревне босой'. Получилось хлёстко, зло, убедительно.
Одна из 'сквозных' тем книги Е. Нефёдова - Москва, великая наша столица, средоточие славы русской - и вертеп хищного 'дикого' капитализма XXI века. Поэт, используя ритмику и строку-рефрен из давнего стихотворения Марка Лисянского (помните: 'Здравствуй, город великой державы, где любимый наш Сталин живёт'?), создал оригинальную современную вариацию старого песенного текста. А ведь, сочиняя свою лирико-сатирическую миниатюру, он ещё не знал, что песня М. Лисянского станет официальным Гимном субъекта Федерации по имени Москва. Обращаясь к родному городу, Е. Нефёдов, в унисон знаменитому рефрену, восклицал: 'Позабудешь всех мэров и вице, снова русские вспомнишь слова - дорогая моя столица, золотая моя Москва!'
Столь же близка, так же тревожит сердце Е. Нефёдова и больная для всех нас, советских, для всех русских, тема сегодняшней взбаламученной 'оранжевыми' националистами Украины, родимого для него края. Уроженец Красного Лимана, что в шахтёрском левобережье Днепра, - ему ли не страдать, ему ли не кипеть гневом, видя, как ведут ридну неньку Украину в чужой храм для принудительного венчания с чужаками и насильниками славянства? Будто грядёт повторение стародавнего половецко-печенегского и панского полона…
'Коль и в России беды те же…' Главное - не допустить разрушения, разъединения вековечного единства всех трёх ветвей славянского братства, от единой Киевской Руси сущего. И, обращаясь уже к России, используя первую строку гениального рубцовского стиха, Нефёдов раскрывает глубинную социально-политическую подоплёку всплеска в наши времена, в том числе (и особенно) на Украине, злобной русофобии:
Так 'некие', птенцы гнезда Е. Б. Н., могильщики великого Союза, становятся главными обвиняемыми по делу о разломе, о попятном движении общероссийской истории.
И ещё одно хотелось бы отметить особо. Автор постоянно обращает внимание читателя на непрерывное, изо дня в день, из года в год, вредоносное облучение всех народов, населяющих многонациональную Россию, одуряющими и отупляющими лучами, извергаемыми современным 'российским' телевидением. Великое изобретение русского инженера Зворыкина на всю катушку используется для того, чтобы переиначить, 'переформатировать' русскую душу, запудрить русские мозги чужой грохочущей музыкой, подменить души прекрасные порывы похотью и жадностью, разгулом низменных инстинктов, циничным эгоизмом.
В общем, сокрушается Нефёдов, 'эх, родимая культура, что с тобой произошло?' Однажды несостоявшийся преемник Путина Сергей Иванов неосторожно обмолвился о 'всеобщей дебилизации' российского народа с помощью телевидения. Уж не за это ли он понижен в должности и исчез с экранов? Не пинай 'священную корову' - поплатишься… А Нефёдов нашёл свою, остроумную и задиристую формулировку ТВ-безобразия: 'Шаланды, полные фекалий…' Опять же легко догадаться - на мотив популярной бернесовской песни.
…Когда-то, прочитав стихотворение В. Маяковского 'Прозаседавшиеся', В. И. Ленин отозвался о нём примерно так: не знаю, мол, как насчёт поэзии, а вот насчёт политики всё абсолютно верно. (Благодаря нынешней свободе слова я могу позволить себе не вполне точно цитировать даже классиков, хотя за точность смысла ручаюсь.) Так вот, оценивать степень новизны и своеобразия поэтических сатир Е. Нефёдова ещё предстоит учёным литературоведам. Но бесспорно - перед нами в его новой книге предстаёт развёрнутая на громадном временно'м пространстве (15 лет!) 'злоба дня' обрушившейся, оказавшейся 'у бездны самой на краю' России. И 'злобы' этой (прежде всего социально-политической) для хроникёра- газетчика, да и для всех нас, столько, что никак невозможно объять необъятное, а тем более выразить поэтически, художнически на одинаково высоком творческом уровне. Читатель наверняка заметит в книге следы авторской торопливости, некоторой плакатности, местами - сбивчивости суждений и оценок(ведь события наплывают волнами, непрерывной чередой, и некогда остановиться, сосредоточиться, чтобы неспешно осмыслить происходящее). Будем же снисходительны и понятливы: об авторе судят не по тому, чего он не смог, не сумел сделать, а по тому, каков его реальный неповторимый вклад в развитие
