СЕРГЕЙ СЕМАНОВ
РУССКОЕ НАЦИОНАЛЬНОЕ САМОСОЗНАНИЕ И ГОСУДАРСТВО РОССИЙСКОЕ
Современное состояние русского народа и его правовое и политическое положение в стране горячо и в высшей степени интересно обсуждаются в русских изданиях. Приметной точкой отсчёта стала реакция на события в крошечном городке Кондопога с тридцатью тысячами жителей.
Скажем два слова об этом старинном русском поселении и его окрестностях. Ещё в начале XX века то был оживлённый город Олонецкой губернии. После Октябрьской революции эту русскую губернию переименовали в Карельскую трудовую коммуну, а с 1925 года — в Карельскую автономную республику, потом — в Карело-Финскую АССР. С 1991 года она стала именоваться просто Республика Карелия. Карелов там ныне проживает 11% всего населения, финнов — чуть больше двух, а русских — 72% (вместе с украинцами и белорусами, которые там от русских ничем не отличаются, около 84%). Выразительная статистика.
Эта бедная республика, живущая за счёт подпитки из общероссийской казны, является примером нелепого административно-территориального образования по так называемой 'титульной' народности. Подобных примеров в нынешней нашей Федерации много, можно и тут предаться возможным новшествам. В Москве, например, проживает гораздо большая доля выходцев из азиатских республик, чем карел в Карелии. Так вот, там официальными языками объявлены карельский, русский и финский. Так почему бы в Москве не вешать вывески на трёх языках, например, на русском, азербайджанском, грузинском или таджикском? Не к тому ли идём?
Несчастное население Кондопоги, обираемое торгашами и слабо охраняемое милицией, которой власти приказывают строго блюсти интернационализм (по-нынешнему 'толерантность'), попыталось само оказать противодействие кавказским уголовникам, за что несколько русских молодых людей были порезаны кавказскими ножами. А двое убиты. Дальнейшее известно.
Когда властям не удалось скрыть, что на олонецких просторах, освоенных русскими ещё с XII века, чеченцы стали их резать, это всколыхнуло российское общество, прежде всего молодёжь. С тех времён и по сей день на молодёжных сбеговках по всей стране, от Камчатки до Смоленска, раздаются звонкие кличи: 'Кондопога — город-герой!', 'Кондопогу в каждый дом!' Прокуроры, оставшиеся 'интернационалистами' ещё с ленинских времён, попытались было придушить движение, но на самом верху вроде бы сообразили, что новых президентов будут избирать не только финны и чеченцы. Так вот, старый президент высказался за себя и за нового: 'Медведев ещё больший русский националист, чем я'. Круто, но пусть это разъясняют народу Павловский и Познер, а мы продолжим о другом.
Нам не известно, что понимает В. Путин под 'русским национализмом', но выскажем свою точку зрения. Наша задача облегчена тем, что сегодня об этом много в нашей стране пишут, и пишут хорошо и рассуждают углублённо. Лишь для примера упомянем новейшие публикации по данному вопросу ветерана русской мысли М. Лобанова, С. Кара-Мурзу, Ю. Петухова, круг совсем молодых авторов 'Завтра', 'Нашего современника'. Подчеркнём, это лишь отдельные примеры, а интернет раскалён.
Сразу же должен оговориться. Ветераны так называемой Русской партии всячески избегали самого слова 'национализм'. Оно не только сугубо иностранного происхождения, но и окрашено вполне определённо памятью Гитлера. Не побоимся отметить, что в некоторых кругах русской молодёжи, малочисленных, но шумных, Адольфа Алоизовича почитают. Это усиленно раздувается в еврейских изданиях и на нашем ('ихнем') телевидении. Некий Брод, ничем более не заметный, сделал борьбу с 'русским фашизмом' своей хорошо оплачиваемой (из-за рубежа) специальностью. И успешно продолжает её. Хотя наследие фюрера никак не подходит русским патриотам (или националистам, если угодно).
Понятие 'русский национализм' в самые последние годы широко вошло в общественный обиход, и не только в повременную печать, но и даже в научные труды. Придётся признать, что другого, более точного слова для такого явления в русском языке пока не создано. Значит, придётся пользоваться этим, с нашей точки зрения сугубо несовершенным, понятием. Утешимся известной присловкой: 'Глас народа — глас Божий' (хоть это и совершенно неверно по сути).
Суть новейшего истолкования русского патриотизма-национализма заключается в первом слове. Да, мы прежде всего именно русские в гражданском и политическом смысле.
В конце безумных восьмидесятых годов идеи сепаратизма 'овладели массами' многонационального советского народа. Публично и очень страстно обсуждался вопрос о том, какая республика кого кормит. Со всех буквально сторон было тут высказано множество всякого вздора, о чём теперь неловко даже вспоминать. Всех переплюнули наши братья-малороссияне. Киев, матерь городов русских, был увешан лозунгами: 'Кто съил мое сало?' — и это на фоне Московского Кремля.
Ну, теперь-то всё стало очевидным. В нашей несчастной Российской Федерации русскому простонародью стало жить заметно хуже, чем при Брежневе. (Оговоримся: мы не сказали тут 'при Советской власти', ибо власть эта по отношению к трудящимся была весьма разной в разные периоды своей относительно короткой истории, но нынешнее поколение помнит именно брежневскую, наилучшую.) Так вот, несмотря на все мерзости российского воровского капитализма, именно сюда тянутся миллионы граждан из новоявленных государств. В России всё-таки можно прокормиться, а в Азербайджане и Таджикистане, и даже в Украине, увы, трудно. Кто же кого 'кормил'?…
Но было в Советском государстве и нечто худшее, хоть о том теперь почему-то не вспоминают. Шло не только материальное, но и духовное ущемление русского народа. Все помнят, хотя итоги не подсчитаны, что молодёжь из 'национальных республик' получала некие 'квоты' для поступления в лучшие российские университеты и аспирантуру академических институтов. Получилось, что готовили кадры будущих русофобских идеологов 'на местах'. Или вот в каждой братской республике полагалось иметь своих 'классиков' в сфере литературы и искусства. И создавали таковых в массовом порядке, переводили на русский язык, давали снимать кино на 'Мосфильме', ставили и исполняли в столичных театрах и филармониях. Всё это свершалось, и нет тут преувеличения — за счёт духовных интересов русского народа.
То-то теперь, остыв от горячки самостийности, бывшие 'национальные классики' и их наследники опять просят принять их произведения на наших просторах. Понятно, кому нужны казахские композиторы в Алматы (бывший русский город Верный), поэты, сочиняющие на 'рщной мов1' в самостийной Украине.
Разумеется, молодые деятели Русского клуба всё это не только замечали, но и понимали ещё с конца шестидесятых годов. И тут самое время напомнить, что в русском гражданине издревле таится сильнейшее чувство государства, его нерушимой сохранности, почти сакральности. Полагают, что это заложено ещё в 'Слове о полку Игореве'. Иго Золотой орды и потрясения Смутного времени, а в новейшее время — катастрофа девятьсот проклятого пятого года и гнусного Февраля 1917-го — лишь укрепили в русском народе это чувство, ставшее почти инстинктом самосохранения.
Мы понимали, что крах Советского государства принесёт народу немыслимые тяготы, возможно, и гибель России. Вот почему мы опасались делать упор на русском, даже само это слово употребляли осторожно, с оговорками. Задним числом теперь в том можно нас упрекать, что некоторыми иногда и проделывается. Было ли это правильным политически в ту пору? Теперь, много лет спустя и в совершенно иных исторических обстоятельствах, во всеоружии полученного нами всеми горького опыта, можем утверждать: да, такое поведение было верным.
Скажем прямо, о чём невозможно было говорить вслух тогда и почему-то молчат и по сегодня: Советским государством со сталинских времён и вплоть до Константина Черненко управляли русские. И это отлично знал не только партгосаппарат, но и все народы и племена великого Союза — от чукчей до молдаван. Кстати, это осознавали также и во всех европейских 'странах социализма'.
Наличествовало и прямое проявление русского руководства в 'братских республиках' — все вторые партийные секретари, а там были подчёркнуто русские, и не из числа местных уроженцев. Они редко выступали с публичными речами, это делали их местные сотоварищи, но рычаги управления опекали чётко и недвусмысленно. К ним, кстати, обычно и направляли свои жалобы местные граждане, не доверяя — и не без оснований — своим, а надеясь на беспристрастность московских надзирателей. Более того,
