капитана беспокоило его все сильнее. Кошкин очень не любил неопределенности. Поэтому, посидев примерно с полчаса, он не выдержал, влез в скафандр и отправился на поиски.
Кошкин уже довольно далеко отошел от места вынужденной посадки «Искателя», когда в наушниках послышался щелчок, а за ним - треск и слабый, но очень злой голос капитана. Штурман прислушался.
– Какого черта? - говорил капитан. («С кем это он?» - подумал Кошкин.) - Я, слава богу, в своем уме, а я в своем, и я прекрасно знаю, что настоящий капитан я, а я знаю прекрасно, что я настоящий капитан, и это не удостоверение, не удостоверение это, у меня такое же, и такое же у меня, а твое - липа, липа твое!
«Та-ак… - подумал Кошкин. - Симптомчики. Похоже, сотрясение мозга не только у компьютера. Ну и ну… Не планета, а психушка, ей-богу…»
Он пустился бегом, благо поверхность оказалась идеально ровной, словно отполированной, только кое- где попадались камни, по направлению к высившимся на горизонте остроконечным скалам.
Добравшись до скал, Кошкин увидел картинку, окончательно убедившую его в том, что сотрясение мозга было не только у компьютера.
И не только у Альвареца.
– Приплыли… - обалдело сказал штурман.
У подножия скал, в ярких лучах местного светила, он увидел не одного, а сразу двух Альварецов, похожих друг на друга как две капли воды.
– Сотрясение, значит, штука заразная… - пробормотал Кошкин, безуспешно пытаясь сквозь скафандр пощупать себе пульс.
Увидев потрясенного штурмана, оба капитана Альвареца устремились к нему с радостными восклицаниями. Штурман поспешно отступил и предостерегающе поднял руку:
– Стоп!
Капитаны остановились.
– Вы кто такие?
– То есть как?! - возмутились оба Альвареца. - Ты что, с ума сошел? Это же я! - Кошкин понял, почему речь капитана в наушниках показалась ему такой странной: оба капитана говорили почти в унисон, одинаковыми голосами.
– Насчет того, кто сошел с ума, - ничего не скажу, - пробурчал Кошкин и отступил еще на шаг. - Но попрошу не приближаться. Возможны осложнения. - Он отцепил от пояса аннигилятор и поднял его, демонстративно сняв с предохранителя.
Капитаны замерли, растерянно взглянули друг на друга и возбужденно заговорили, синхронно размахивая руками:
– Понимаешь, я подошел к этому чертову зеркалу, - они одновременно показали на одну из скал, и Кошкин увидел, что она действительно похожа на огромное зеркало, - и только отразился, как мое отражение тут же из него вышло. А теперь доказывает, что он - это я, а я - это он!
– Погодите, - сказал Кошкин. - Сейчас разберемся, - в этом он отнюдь не был уверен. От двойного голоса и мельтешенья четырех рук у него закружилась голова. - Нельзя, чтобы кто-нибудь один рассказывал?
– Можно. - Альварецы кивнули. - Давай я расскажу… - Они запнулись, махнули руками. - Ладно, пусть он расскажет. - И оба капитана замолчали.
– Уф-ф… - выдохнул Кошкин. Он испытывал большое желание почесать затылок. - Так не пойдет. Давай ты рассказывай, - он кинул правому Альварецу. - А ты Дополнишь, - сказал он левому. - Хотя нет… - Штурман замолчал и задумался. Капитаны выжидающе смотрели на него. - Аида на корабль! - решительно сказал Кошкин. - Там разберемся.
Альварецы отрицательно мотнули головами.
– В чем дело? - Кошкин нахмурился.
– Очень мне нужно чужаков на корабль пускать, - буркнули капитаны и, одновременно вскинувшись, возмущенно заорали: - Это кто же, интересно, чужак?!
– Опять? - рявкнул Кошкин. - Говорю же: не пойдет так! Немедленно миритесь - и за мной!
– Я, между прочим, ни с кем не ссорился, - сердито ответили оба Альвареца.
– Миритесь, я сказал! Живо!
Капитаны набычившись смотрели друг на друга.
– Подайте друг другу руки! Альварецы неохотно подняли руки.
– Ну? Долго вас упрашивать? Капитаны подали друг другу руки. Последнее, что успел увидеть Кошкин, была ослепительно белая вспышка.
Очнувшись, штурман долго тряс головой. При падении он ударился затылком и в придачу набил шишку на лбу о переднее стекло шлема.
Придя в себя окончательно, он изумленно огляделся. Все осталось прежним: гладкая, залитая солнцем поверхность планеты, черное небо, таинственная скала-зеркало.
Не было только капитанов.
– Вот черт… - растерянно пробормотал Кошкин. - То сразу двое, то вдруг ни одного… - Он еще раз огляделся.
– Кошкин… - услышал он вдруг и чуть не упал от неожиданности. Голос был растерянным, робким, но Кошкин сразу узнал его, потому что это был голос Альвареца. - Кошкин, ты как, а?
– Н-нормально… Аты где?
– Н-не знаю… Вроде бы здесь…
– Где - здесь?
– Возле тебя.
Кошкин отчаянно завертел головой, насколько позволял скафандр.
– Не вертись, голова отвалится, - сказал Альварец. - Все равно не увидишь. Я и сам не знаю, есть я еще или меня больше нет.
– В к-каком с-смысле? - спросил штурман и почувствовал, что у него застучали зубы.
– В каком, в каком… - проворчал незримый Альварец. - В самом прямом. Это все ты. Миритесь, миритесь! Мог бы, кажется, и сам догадаться, что отражение - оно же должно быть из антивещества.
– Аннигиляция?! - ужаснулся штурман.
– А что же еще?
– П-погоди… А ты как же?
– Как же, как же… Нет меня, понял?! То есть я, конечно, есть, но нематериальный. То есть невещественный, понятно?
– А… а к-какой?…
– Какой, какой… Физику учить надо было. Еще в школе. Или, по крайней мере, в Школе Космогации не сачковать. Я теперь не из вещества, а из энергии. Энергетический сгусток, так сказать.
Кошкину стало нехорошо. Он сел на обломок валуна и глубоко задумался. Видимо, Альварецу стало его жаль, и он ободряюще сказал:
– Да не расстраивайся ты так. С кем не бывает… Когато, эрго сум, все в порядке.
– Что? - убито переспросил штурман.
– Это по-латыни. Мыслю - следовательно, существую. На базе что-нибудь придумаем.
– До базы еще добраться надо, - вздохнул Кошкин.
– Доберемся, - уверенно пообещал Альварец. - Что с компьютером? Кошкин рассказал.
– Н-да-а… Хотя… Слушай, - возбужденным голосом заговорил невидимый Альварец. - Плюс-минус бесконечность, говоришь? Это же… Ну-ка, - оборвал он сам себя. - Сможешь влезть на скалу?
Кошкин смерил взглядом высоту, пожал плечами.
– То же мне - Эверест, - сказал он. - Конечно, смогу. А зачем?
– Надо, надо… Посмотри, что за этими скалами, и сразу же назад. Понял? Только не становись против зеркала, потом хлопот не оберешься…
– Сам знаю… - буркнул Кошкин, поднялся и зашагал к скалам.
На вершину он забрался неожиданно легко. Присев на выступ и немного отдышавшись, Кошкин внимательно осмотрелся. Картина, открывшаяся его взору по ту сторону скал, была очень похожа на ту, которая осталась за спиной.
