Из всей этой лекции штурман Кошкин понял только, что одна половина когоанского общества очень надежно изолировала от общества его другую половину.
– Ладно, - сказал он утомленным голосом. - Все ясно, все прекрасно. Так что же мы такого совершили… в смысле совершим… будем совершать? Хотелось бы узнать. Быть, так сказать, в курсе.
Адвокат извлек из внутреннего кармана мундира черный, с блестящей пуговицей в углу, носовой платок, оглушительно высморкался и ответил:
– Нельзя.
– Как? - Кошкин опешил. - Почему?
– Видите ли, - сказал адвокат и спрятал носовой платок, - статья уголовного кодекса, по которой выносится приговор, равно как и сам вынесенный приговор, хранится в глубокой тайне.
Далее адвокат поведал остолбеневшему экипажу «Искателя», почему именно ни статьи обвинения, ни приговора никто никогда не узнает.
– В этом и состоит основное отличие нынешних процессуальных норм от прежних, весьма, весьма несовершенных. Если преступник узнает, какое преступление он сможет совершить в будущем, мысль об этом, безусловно, западет ему в голову, и решение суда окажется своеобразным стимулом зарождения преступного замысла. А ведь именно ради пресечения того замысла и выносится приговор.
У Кошкина голова шла кругом.
– А почему нам не сообщают, какому же наказанию нас решили подвергнуть? - спросил Альварец.
– По той же причине, - объяснил адвокат. - Зная меру наказания, соотнеся ее с прежним уголовным законодательством и сообразуясь со своими наклонностями, преступник сможет установить, какое именно преступление ему инкриминируется. Следовательно, решение суда окажется своеобразным стимулом… Впрочем, об этом я уже говорил.
Кошкин содрогнулся.
– К-капитан, - заикаясь, сказал он. - Т-ты не находишь, что эта камера похожа на камеру смертника? Альвареца прошибло потом.
– Смертная казнь на Когоа отменена, - адвокат все-таки зевнул. - Она признана в новых условиях нецелесообразной… Мне пора. - Он подошел к двери. - Если я вам понадоблюсь, нажмите кнопку. Вот здесь, у двери. В любое время, но лучше днем.
Альварец и Кошкин снова остались одни. Альварец посмотрел на штурмана. На штурмана было жалко смотреть. Кошкин посмотрел на капитана. На капитана тоже было жалко смотреть.
– Ты что-нибудь понял? - спросил Альварец.
– Понял, - ответил Кошкин.
– Что ты понял?
– Нам отсюда не выбраться.
– Почему?
– Ты что, не понимаешь?
– Нет, - честно ответил Альварец.
– Потому что, если мы выйдем, значит, мы отсидим здесь вполне определенный срок. Так?
– Так, - согласился Альварец. - Ну и что?
– Мы, когда отсюда выйдем, этот срок знать будем.
Так?
– Так, - снова согласился Альварец.
– Значит, рассуждая теоретически, мы сможем установить, какое именно преступление нам инкриминировалось… инкрими… В общем, будет инкриминиро… А, неважно. Так?
И с этим Альварец согласился. Он только спросил:
– А на кой черт нам это устанавливать?
– Ты погоди, - мотнул головой Кошкин. - Дай договорить.
– Договаривай.
– Следовательно, освобождение осужденного опять-таки может способствовать возникновению в голове преступника… Ну, это он нам уже объяснял. Следовательно, мы будем сидеть здесь… - Штурман не договорил и обреченно махнул рукой. - Понял, рецидивист?
– Между прочим, рецидивистов здесь быть не может, - угрюмо заметил Альварец. - Как можно повторно совершить преступление, если и первый раз - не ну успел подумать, а тут же загремел. Пожизненно- превентивно…
– Идиотские порядки, идиотская планетка, - заключил Кошкин.
– Порядки… - повторил Альварец. - Порядочки… - Он замолчал и уставился остановившимися глазами в угол.
Кошкин тоже посмотрел в угол, но, поскольку там ничего не было, снова посмотрел на капитана и спросил:
– Ты чего?
– Не мешай, - Альварец отмахнулся. - Значит, порядки… - Он вдруг подошел к двери и решительно надавил на кнопку звонка.
– Ты чего?! - удивлению Кошкина не было границ.
– Сказано - не мешай. Главное - молчи. - Едва капитан произнес эти слова, как появился адвокат.
– Я же просил - лучше днем, - буркнул он.
– Видите ли, - вкрадчиво начал Альварец. - Нам с моим другом, - он повернулся к Кошкину, - кажется, что в отношении нас со стороны когоанских властей допущена прискорбная ошибка.
Кошкин с готовностью кивнул. С еще большей готовностью он бы сказал пару слов о когоанских властях, но капитан велел молчать.
– Все так говорят, - тускло заметил адвокат. Альварец светски улыбнулся.
– Вы не совсем верно меня поняли, - сказал он. - Мы никоим образом не подвергаем сомнению компетентность когоанских властей в… э-э, ну, во всем, - капитан снова повернулся к Кошкину. Тут штурман был абсолютно не согласен с ним, открыл было рот, но Альварец подмигнул ему, и штурман молча кивнул еще раз. - Я говорю об ошибке с точки зрения именно когоанских законов. Впрочем, это скорее не ошибка, а легкое недоразумение. Которое, однако, может иметь очень тяжелые последствия.
– Для кого? - тускло спросил адвокат.
– Для когоанского уголовного законодательства! - неожиданно выпалил Альварец. Этим он окончательно сбил с толку штурмана, но вызвал интерес адвоката. В глазах того впервые появился слабый огонек.
– Объясните, - сказал адвокат.
– Извольте… Да не мешай ты! - цыкнул Альварец на Кошкина, который пытался делать ему какие-то знаки. - Итак, мы осуждены превентивно. - Он снова повернулся к адвокату.
– Совершенно верно.
– Без разглашения тайны приговора и вообще судопроизводства.
– Совершенно верно.
Приблизив свое лицо к лицу адвоката, Альварец сказал свистящим шепотом:
– Она уже разглашена. - Это было сказано очень веско и многозначительно. Адвокат отшатнулся.
– То есть как?!
Альварец продолжал многозначительно смотреть ему в глаза.
– Да объясните же! - Адвокат явно занервничал. Альварец обвел рукою пространство.
– Это тюрьма? - спросил он.
– Странный вопрос!
– Да или нет?
– Разумеется, да, но…
– Гражданам известно, что это тюрьма? - не слушая, спросил Альварец.
– Известно, но я не понимаю…
– А известно ли гражданам Когоа, что в этой тюрьме в настоящий момент отбывают наказание некие заключенные? Превентивно, - добавил он и торжествующе посмотрел на адвоката.
Тот задумался.
